Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 49



К середине 30-х годов слава Метьюрина достигла во Франции своего зенита, но тогда же начался ее постепенный закат. В книжках парижского журнала "Revue des deux Mondes" (с сентября 1833 по 15 января 1834 г.) печатался перевод обширного литературного обзора английского критика и журналиста Аллана Кеннингама (A. Cu

Одним из поздних, но в то же время одним из самых искренних почитателей творчества Метьюрина был во Франции Шарль Бодлер (1821-1867) - поэт и критик, автор прославленного сборника стихотворений "Цветы Зла" ("Les Fleurs du Mal", 1857; последующие издания: 1861 и 1868 гг.).

Упоминания Метьюрина в эстетических трактатах, критических статьях и переписке Бодлера в 50-60-х годах очень многочисленны; все они очень эмоциональны и порою даже восторженны {Подробный перечень в хронологическом порядке всех упоминаний Метьюрина в писаниях Бодлера приведен в статье: Ruff, p. 158.}. Хотя пора романтизма во французской литературе уже прошла и сам Бодлер признал это в одном из стихотворений своей "Книги обломков" (1866), озаглавленном "Закат романтического солнца", он все же оставался приверженцем романтизма, противопоставляя свою философию и эстетику захлестывавшему французское искусство тех лет мещанскому безвкусию и лицемерному морализму. Именно сквозь романтическую призму Бодлер воспринимал и произведения Метьюрина, восхищаясь данной в них смелой критикой европейской культуры, осуждением ханжества церковников, разоблачением неисчислимых социальных зол. В 1852 г. в статье об Э. А. По Бодлер впервые упоминает имя Метьюрина в контексте, не оставляющем никаких сомнений, к какой школе он причислял и как высоко ставил его как писателя. Бодлер пишет здесь: "Как новеллист Эдгар По единствен в своем жанре, так же как Метьюрин, Бальзак, Гофман - каждый в своем собственном". В 1859 г. в статье "Салон 1859 г." Бодлер снова пишет о Метьюрине как о писателе, сумевшем раскрыть "бессмертную философскую антитезу", противоречие, "человеческое по своей природе", между Добром и Злом, на котором "вращаются как вокруг своей оси от начала веков вся философия и вся литература, начиная от бурных времен Ормузда и Аримана вплоть до достопочтенного Метьюрина, от Манеса - и до Шекспира". В статье 1861 г., опубликованной в июльском номере журнала "Revue Fantaisiste", вспоминая о французском писателе-романтике и яром республиканце Петрюсе Бореле и с похвалой отзываясь о его "поистине эпическом даровании", Бодлер также вспомнил по аналогии с ним Метьюрина. Бодлер имел в виду не только книгу П. Бореля "Шампавер. Безнравственные рассказы" (1833) - книгу, в которой изображаются бушующие и чудовищные страсти, ужасы и преступления, но в особенности роман "Госпожа Пютифар" (1839), где в странном парадоксальном смешении острого памфлета и гротеска с колоритными реалистическими сценами в историческом жанре весьма экстравагантно представлено французское общество перед революцией 1789 г. и даже даны картины взятия Бастилии. По словам Бодлера, талант Петрюса Бореля в особенности ярко проявился в этом романе на тех страницах, где Борель живо описал "гнусности и пытки в тюремных застенках", достигая при этом "силы Метьюрина": очевидно, Бодлер имел в виду "Мельмота Скитальца" {См.: Ruff, p. 61.}.

Некоторые исследователи эстетических воззрений Бодлера пытались утверждать, что он будто бы именно у Метьюрина заимствовал свою "теорию смеха"; другие возражали им на том основании, что такой теории у Бодлера вовсе не имеется {Ibid., p. 62-63.}. Тем не менее в рассуждении "О сущности смеха и вообще о комическом в пластических искусствах" (1855; трактат вошел в сборник его статей "Эстетические достопримечательности") Бодлер ссылается на "Мельмота Скитальца", извлекая из его текста характеристики "сатанинского смеха". Смех, утверждает Бодлер, есть по существу своему проявление человеческого чувства, основанное, однако, на противоречии между "бесконечным величием" и "бесконечным ничтожеством". С одной стороны, смех, вообще говоря, выше человеческих возможностей, но, с другой - он в такой же степени ничтожнее Истины и абсолютной Справедливости, говорит Бодлер далее и ссылается на Мельмота, представляющего собою олицетворение "живого противоречия". Мельмот порожден "основными условиями жизни", и "органы его чувств не выдерживают более его мысли. Вот почему смех его леденит и выворачивает нутро". Противоречия величия и ничтожества были в гамме чувствований самого Бодлера и получили многократное выражение в его лирике {Ср.: Vivier Robert. L'originalite de Baudelaire. Bruxelles, 1928, p. 97-115; Raff, p. 63.}. О себе Бодлер мог сказать словами своего стихотворения под древнегреческим заглавием "Геаутонтиморуменос" (т. е. "сам себя наказывающий"), известным по комедии римского драматурга Теренция; это стихотворение помещено в "Цветах Зла" (в цикле "Сплин и Идеал"), и его заключительная строфа читается так:

Мне к людям больше не вернуться,



Я - сердца своего вампир,

Глядящий с хохотом на мир

И сам бессильный улыбнуться {*}.

(Перевод И. Лихачева)