Страница 2 из 10
x x x
Мы сидии в кафе-мороженое "Арктика" у огромного окна, за которым бесшумно кружатся фиолетовые от рекламных огней хлопья снега. Зал почти пуст, в дальнем углу официантки не спеша пьют чай.
- Любопытно, - вяло говорит Антенна. - Насчет машин очень любопытно. Да, вот что... Забыл спросить: ты не видел Аду Полозову? Интересно, как она...
Что ж, все закономерно. Ада должна интересовать Антенну больше, чем мои рассуждения о машинах.
Однажды я разбил свои часы. Разбил капитально, в ремонт их не брали. Выручил Антенна: он втиснул в часовой футляр безбатарейный приемник, настроенный на "Маяк". Я узнавал время по радио; это не очень удобно, зато оригинально.
И вот тогда я допустил ошибку. Я показал эти часы Аде. Она занималась фехтованием, очень гордилась этим, говорила, что фехтование вырабатывает характер. Безусловно, вырабатывает. Даже в избытке. Она сняла свои часики и стукнула их о подоконник - эффектно и точно. Не помню, какой марки были эти часики. Маленькие, овальные. Кажется, "Капелька".
"Можно не спешить, - великодушно сказала Ада, - несколько дней я обойдусь без часов, но мне хотелось бы иметь приемник с двумя диапазонами".
Зимних каникул у Антенны в тот раз не было. Даже Новый год он не встречал. Когда он появился после каникул, Ада сказала, что вид у него немножко дикий и задумчивый, как у поэта Роберта Рождественского. Но "Капельку" Антенна принес в полном порядке. С двумя диапазонами. Часы тоже работали.
... - Мы с ней переписывались, - рассказывает Антенна. - Почти полгода. Она писала, что хочет стать укротительницей. А что? По идее подошло бы, правда?
По идее Ада вполне могла стать укротительницей. Но она стала стюардессой. Дальние линии: Москва - Дели, Москва - Рим, Москва - Токио... Она погибла в Гималаях.
Да, конечно, у нее была "Капелька" первого выпуска. Очень маленькие часики, похожие на каплю застывшего янтаря.
Антенна водит пальцем по синему пластику стола, рисуя растаявшим мороженым аккуратную восьмерку.
- Вот ведь как получилось, - говорит, наконец, Антенна. - Гималаи... Далеко.
Ну, не очень-то далеко. За эти годы я побывал во многих странах: что в наше время расстояния? Милан и София - социологические конгрессы. Коломбо - международный симпозиум. Оттава - конференция по применению в социологии электронных вычислительных машин. Париж и Лондон дискуссионные встречи с западными социологами. Туристские поездки: Египет, Польша, Куба, Болгария. В международный социологический год работал в Западной Сибири и в Монголии.
Антенна ошеломлен. Он спрашивает о египетских пирамидах, и я рассказываю, хотя мысли мои упорно возвращаются к Аде. Почему? Это бессмысленно, ненужно. На эти мысли давно наложено табу. Сейчас я их выключу. Возьму и выключу. Пирамиды? Так вот пирамиды. Издали чувствуешь себя обманутым: ждал чего-то более громадного. Но по мере того как подъезжаешь ближе, пирамиды растут, поднимаются вверх, вверх, в самое небо - это производит подавляющее впечатление.
Антенна внимательно слушает, потом говорит:
- А все-таки странно, что ты бросил химию и занялся социологией.
Ничуть не странно. В этом мире вообще все закономерно. Моя бабка с материнской стороны была чистокровной цыганкой. У меня такая наследственность: стремление предвидеть будущее. Так что социологией я занялся совсем не случайно.
Антенна недоверчиво улыбается. Ладно, я могу объяснить по-другому:
- Если бы существовал двухмерный мир, тамошним обитателям, наверное, очень хотелось бы хоть одним глазком заглянуть в третье измерение. Что там? Как там?.. В нашем трехмерном мире просторнее. Как отметил поэт, есть разгуляться где на воле. Но встречаются люди, которым обязательно надо высунуть нос в будущее. Взять и высунуть. Что там? Как там?.. Антенна охотно согласился:
- Это верно. Очень хочется заглянуть в будущее...
Мы уже два часа сидим в этом холодильнике (здесь по крайней мере тихо), и я никак не могу освоиться с тем, что Антенна не сделал карьеры (я имею в виду научную карьеру и вкладываю в это слово хороший, честный смысл). Антенна был самым талантливым в нашем классе. Бывает, что человек еще в детстве становится выдающимся музыкантом; Антенна обладал столь же ярко выраженным "электронным" талантом. И вот теперь, с первых минут встречи, я почувствовал, что удивительный талант Антенны не исчез. Но Антенна работает рядовым инженером на заводе игрушек. Эю было бы нормально, тысячу раз нормально, если бы не талант, совершенно исключительный талант Антенны...
Внешне Антенна мало изменился: длинный, тощий, по-мальчишески угловатый и застенчивый.
Он говорит о телевидении. Некоторые факты я уже знаю. Но в изложении Антенны они звучат иначе.
Он относится к приемникам, как к живым существам; ему жаль их - они живут все меньше и меньше.
Четверть века существовало черно-белое телевидение, затем появилось цветное ТВ - и сотни миллионов вполне работоспособных приемников были выброшены на свалку. Их сменили полмиллиарда цветных телевизоров. Эти массивные добротные ящики могли бы работать пятнадцать или двадцать лет. Но прошло всего четыре года, и они безнадежно устарели: началась эра "стерео". Заводы выпустили уже свыше миллиарда "стерео". Сегодня "стерео" нарасхват. А через год или два они тоже пойдут на свалку - обязательно появится нечто новое.
- Спрашивается, кто на кого работает? - Антенну удивляет эта мысль, он шепчет, шевеля губами: - Вот именно. В конце концов это вопрос о смысле жизни. Машины слишком быстро стареют, мы работаем, чтобы построить новые, а они стареют еще быстрее... И никто этого не замечает, у человечества пока хватает других забот.
Хватает. А когда этих забот пе хватало? Закономерность еще не бьет в глаза, в этом все дело. Она вылезет где-то в XXI веке, и тогда придется решать: непрерывно менять технику, менять каждый день, безжалостно выбрасывая миллиарды новеньких машин только потому, что они морально устарели, или смириться с тем, что наука все дальше и дальше будет уходить от техники, производства, жизни. А зачем тогда наука? Познание ради самого процесса познания?..