Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 20



О минувшей войне написаны сотни книг. Еще сотни будут написаны. И все-таки не настанет, наверное, время, когда добавить к уже рассказанному станет нечего. Партизанское движение тоже не исключение.

Идут годы. Нас, ветеранов, остается в живых все меньше и меньше, а белые пятна в описаниях истории борьбы ленинградских партизан все еще остаются. И в этой связи именно мы должны сегодня первыми браться за перо.

Хочу поблагодарить всех тех моих боевых товарищей, которые помогали мне в работе над рукописью. Прежде всего - К. Д. Карицкого, Н. М. Громова, Г. М. Журавлева, Б. Н. Титова, А. П. Чайку, Г. А. Толярчика, Г. Л. Акмолинского, Д. И. Власова, И. В. Виноградова, В. П. Плохого, В. П. Гордина, П. Г. Матвеева. Переписка с ними, беседы при встречах, обмен мнениями восполняли те пробелы, которые образовались в ощущении прошлого с течением времени, - ведь сколько его прошло с военной поры!

Яркое проявление животворного патриотизма советских людей в войне всенародное партизанское движение. Партизанское движение было важнейшей силой в борьбе с врагом. Оно вносило панику и дезорганизацию в его ряды. В тесном взаимодействии с советскими воинами партизаны наносили крупные удары по противнику.

История КПСС (М., Политиздат, 1974, с. 524)

Часть первая. "Добровольцы, вперед!"

ПЕРВЫЕ ДНИ. 1941 год, 22 июня - 4 июля

Этот день навсегда запомнили тысячи и тысячи людей. Я уверен - он памятен всем в деталях, в подробностях даже самых незначительных. И не потому, что мы именно тогда поняли всю неотвратимость и весь ужас случившегося - война! - а потому, мне кажется, что в каждый из потянувшихся от июня сорок первого к маю сорок пятого года дней все думали о той жизни, которая осталась позади, и, конечно же, последние дни, часы, минуты этой жизни - радостной, счастливой, мирной - мы все бесконечное количество раз перебирали в памяти, и казались они особенно прекрасными.

Тот день был солнечным. Хорошее летнее воскресенье. Рано утром я выехал на стрелково-охотничий стенд, который находился вблизи Стрельны, у залива, в районе Знаменки. Там проходили соревнования на первенство города.

В то время я заведовал учебно-спортивным отделом городского Комитета по физической культуре и спорту и преподавал по совместительству на кафедре физвоспитания в Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта. На стенд я попал впервые, и организаторы первенства с увлечением объясняли мне правила состязаний: показывали мастерскую по производству летающих мишеней-тарелочек, работу метательных приспособлений, знакомили .со спортсменами. Интересным был состав участников. Молодые, крепкие ребята - и рядом пожилые мужчины и даже старики. Женщины, молоденькие девушки - и совсем мальчишки лет по двенадцать- пятнадцать. Студенты, рабочие, ученые, художники, инженеры, школьники, служащие...

Я познакомился тогда с одним из самых страстных энтузиастов этого вида спорта, председателем секции стендовой стрельбы Евгением Михайловичем Глинтерником. Он был известен еще и тем, что писал увлекательнейшие охотничьи рассказы. Впоследствии нам довелось много лет работать вместе. Здесь же познакомился я и с художником Александром Александровичем Блинковым, тоже страстным стендовиком. Он, кстати, не оставил своей привязанности и по сей день. Через несколько месяцев наши пути сошлись в Партизанском крае.



...Соревнования в полном разгаре. Гремят выстрелы. Разлетаются на мелкие куски взлетающие мишени. С азартом подсчитываются результаты. Бурная реакция зрителей на удачу и не менее бурная - на ошибки. Словом, кипящая атмосфера соревнований. А небо безоблачно. Тихо. И жара. Только странная деталь: удивительно много самолетов в воздухе.

По пути домой я обратил внимание на какие-то группы людей около Кировского завода. У некоторых через плечо противогазные сумки. Какое-то оживление. Впрочем, я был слишком увлечен впервые увиденными соревнованиями и смотрел в окно рассеянно.

Следующая картинка в воспоминаниях - возвращение домой. Мне говорят о том, что несколько раз звонили из комитета. Просили связаться с ними немедленно.

Я набираю номер - и это оглушающее известие: война!

Спорткомитет находился тогда на Фонтанке, в здании, где размещается сейчас Дом ДОСААФ. Полчаса на дорогу, еще несколько минут ожидания. Затем в кабинете председателя комитета А. А. Гусева началось совещание.

Существо дела - перестройка работы Комитета по физической культуре и спорту с учетом условий военного времени. И, как нередко бывает в случаях резкого изменения обстановки, никто, в том числе и председатель, толком не знает, что же на самом деле необходимо, что первостепенно, а что менее важно. Сейчас наивными и странными покажутся выдвигавшиеся в тот день идеи: о подготовке силами спортивных специалистов резерва для армии, об организации лечебной гимнастики в военных госпиталях и другом подобном. Но кто знал в те часы масштаб случившегося!

Мне вспомнилась финская война. Ведь только что вернулся домой! Вспомнились снега Карельского перешейка, одна из отчаянных наших атак под кинжальным пулеметным огнем финского дота, когда лежал я в снегу среди голого поля и уже наверняка знал, что если не эта, так следующая очередь меня обязательно достанет, но пулемет захлебнулся, и я долго не мог поверить, что бою конец и я из него вышел. Еще доты - десятки дотов на считанных в общем-то километрах,- и бои, бои, бои... Но ведь сейчас предстояло куда более страшное. Война с врагом, покорившим почти всю Европу. Обладающим колоссальной военной мощью.

К концу совещания я уже точно знал: все, о чем только что говорилось, мы обязаны были делать в мирное время, а сейчас надо думать совсем о другом. С организацией лечебной гимнастики справятся старики и женщины, а я - мужчина, мне, слава богу, не семьдесят, а тридцать четыре, и, значит, мое место в строю.

Ночью - первая воздушная тревога. Мы с женой вышли из дома на Международный проспект{1} и долго всматривались в светлое летнее небо. Гудели самолеты, но понять, что происходило в воздухе, было невозможно. На Сенной площади люди собирались группами, что-то взволнованно обсуждали, спорили. Разные мнения по поводу объявленной тревоги: оптимизм и пессимизм, спокойствие и нервозность... И все-таки это была почти мирная картина, война еще только протягивала к Ленинграду свою руку.