Страница 29 из 57
Дядечка легко вспомнил те события. Вообще память у него была отменная, и политкорректностью он явно не страдал — прямо говорил то, что думал.
— Да уж, это дело оказалось нам не по зубам. А мы очень старались сделать его публичным, постоянно запросы в прокуратуру писали, статьи в газеты. Но его всё равно потом закрыли.
— А каково ваше мнение: кто там был виноват?
— Ну вообще-то, мы проводили собственное расследование. Опрашивали свидетелей, делали независимые экспертизы. И в результате однозначно установили, что ДТП устроила машина Колесникова.
— Значит, с очевидцами вы тоже разговаривали? И много их было?
— Точное число я уже не помню, но не меньше десятка. И все как один утверждали, что на встречную выехал внедорожник.
— А я читала, что официальных свидетелей по делу проходило только двое. Куда же делись остальные?
— А показания остальных просто не стали приобщать к делу. Там сразу чехарда со свидетелями началась. Вначале все они были готовы помогать следствию, а дальше на них стали давить, запугивать. Нам несколько человек пожаловалось на угрозы, мы даже писали очередной запрос прокурору. А потом у кого-то из свидетелей машину сожгли, вот остальные и притихли.
— Понятно. А что с тем очевидцем, который, как я читала в газетах, обвинял погибшего водителя? С ним вы беседовали?
— Нет, он отказался с нами общаться. Но его показания, на которые ссылалось следствие, проверяли наши эксперты и нашли в них много нестыковок.
— Я думаю, главный вопрос в этом деле — кто всё же сидел за рулём внедорожника? Какое мнение по этому поводу было у Союза автомобилистов?
— Да, вопрос главный, но очень сложный. На него мы однозначно ответить не смогли. Конечно, ни Колесников, ни его шофёр с нами беседовать не стали. Но зато к нам приходил знакомый шофёра, который утверждал, что видел его во время ДТП в другом месте — на заправке. Вот этот вариант мы проверяли. Даже договорились с заправочной станцией, что они дадут посмотреть записи со своих камер наблюдения. Приехали, а нам говорят: «Простите, произошла накладка, записи испорчены и восстановлению не подлежат». Вот так!
— А что сейчас с этим шофёром, не знаете случайно? Как вообще сложилась его судьба?
— Что сейчас — не знаю. Тогда о нём много писали и говорили, а потом он, кажется, куда-то пропал.
— А квартиру после аварии его сын действительно получил?
— Да, получил. Мы тоже сначала ухватились за этот факт, но выжать из него ничего не смогли. Всё было по закону. Их семья давно стояла в очереди на жильё, и эта очередь уже подходила. Другой вопрос — ждать ордера они могли ещё не один год, так что наверняка их кто-то протолкнул. Но это нужно было доказывать, а мы такими возможностями не обладали.
— Изучая материалы в газетах, несколько раз я встречала упоминания о таинственном алиби самого Колесникова на момент аварии. Но прямо его ни разу не озвучили. Что это было?
— Да обычные придумки жёлтой прессы! Колесников, насколько я помню, ни о каком алиби не заявлял. И вообще, всю эту историю практически не комментировал. Наши представители общались с одним из тех журналистов, пытаясь узнать что-нибудь конкретное, но ничего полезного из него не вытянули.
— Ясно. Ещё писали, что на месте аварии было две машины то ли с охраной Колесникова, то ли с кем-то другим. Про них что-нибудь удалось узнать? Откуда они вообще взялись?
— Да было что-то такое. Одна, по-моему, сразу за внедорожником ехала, как раз с охранниками. А вторая — та самая, которую видел на заправке знакомый шофёра. Она подъехала позже. Вполне возможно, что шофёра просто вызвали к месту ДТП и договорились о подмене. Но доказать это мы не смогли. Впрочем, наши выводы о том, что столкновение спровоцировал внедорожник, всё равно не приняли во внимание, хотя мы все собранные материалы отправили в МВД. Кстати, решение о закрытии дела Союз автомобилистов тоже обжаловал в суде, но нам отказали.
***
Наступившие выходные я провела дома одна. Алла звала меня прогуляться, но я отказалась. Почему-то хотелось побыть в тишине и подумать. Устроившись на диване с чашкой чая, я предвкушала спокойный, расслабленный отдых.
Но воплотить уютную картину в жизнь мешали звонки шефа. За два дня он домогался меня трижды и каждый раз, начиная с деловых вопросов, плавно переходил на личные. Интересовался, где я нахожусь, что делаю, какое у меня настроение. И хотя я отвечала довольно сухо, не смущался, а продолжал, вовсю используя запрещённые приёмы.
— За окном отличная погода, может, съездим в мой загородный дом? Просто как друзья, проветришься немного?
— Спасибо за заботу, не стоит.
— Мама постоянно расспрашивает о тебе. Ругает, что я тебя не привожу.
— Ну придумай что-нибудь. А лучше скажи ей правду.
— Какую правду? Если бы я сам её знал…
— А ты и знаешь! — возмутилась я и отключилась. Артём сразу же перезвонил, но я бросила телефон на диван и накрыла его подушкой.
В понедельник я немного задержалась, выполняя поручение шефа. Подошла к кабинету и услышала громкие голоса. Похоже, Колесников уже кого-то отчитывал. Я завернула к Ольге, она кивнула мне и покачала головой.
— Привет. У нас опять ЧП! Да когда же это закончится? Как раньше было хорошо — тихо, мирно, спокойно. И самый страшный прокол — если шеф застукает меня за пасьянсом. А сейчас что ни день — жди новых бед!
— Что случилось? — прервала я милые воспоминания.