Страница 25 из 57
— Да нечего вспоминать. Она ещё так стояла, спиной ко мне, и голову в сторону повернула — я её лица не разглядела. Только одежду: длинный светлый плащ и яркий зелёный платок. И ещё сумка красивая такая, замшевая бежевая.
Я поднялась, приобняла Ленку за шею и смачно чмокнула в щёку. Она вытаращила глаза и замолчала. Пользуясь возникшей паузой, я быстро покинула её квартиру.
В тот же вечер Алла жаловалась мне по телефону:
— Саш, я больше не могу! Смотрю на неё, и меня прямо всю выворачивает. И ведь как она Колесникова обхаживает! То пирожки из столовой притащит, то кофе. Всё время рядом с его кабинетом шастает. Извини, пожалуйста, но я сегодня не сдержалась, когда это в очередной раз увидела. Прямо так при шефе и заявила: «Вот значит как, только Саша на больничный попала, а ты тут уже подолом крутишь?»
— И что она? — поинтересовалась я.
— А она вся покраснела и зыркнула на меня с такой злобой! А Артём Владимирович нахмурился и так внимательно на неё посмотрел. Только она быстро сбежала. Саш, я ничего не испортила?
— Не переживай, всё хорошо. Думаю, теперь и они ей заинтересуются. Может, что и накопают.
— Правда? Ну, слава богу, а то я весь день себя ругала, что сорвалась.
***
В институте я училась на отлично, а кафедра уголовного права стала моей любимой. Я знала там всех преподавателей и со всеми имела хорошие отношения. В своей группе я сначала аккуратно присматривалась к однокурсникам, а потом выбрала из них самых, на мой взгляд, перспективных. То есть тех, кто легче всего поддавался психологическому манипулированию. Вот с ними я и подружилась.
На третьем курсе случилось то, ради чего я поступила в этот институт. У меня появился шанс увидеть реальное уголовное дело об аварии, хранящееся в архивах суда. Мы писали большую курсовую работу по судебной практике, и я решила рискнуть. Сначала выбрала тему, для выполнения которой нужно было получить доступ к архивам. А потом, чтобы не светиться самой, аккуратно подвела к похожему решению двух своих однокурсников.
В результате, каждый из них считал, что сам определил тему своей курсовой, и только я одна знала правду — сколько мне пришлось для этого потрудиться. А ещё убедить их, что лишь с моей бескорыстной помощью они смогут справиться со своими заданиями.
Благодаря отличным отношениям с преподавателями мы легко получили нужные допуски и отправились в архив. У каждого был список своих дел. То, которое жаждала увидеть я, числилось за моей подругой. Еле сдерживая дрожь нетерпения, часа полтора я занималась своей работой, и лишь потом «решила» помочь подружке и стала просматривать её материалы.
Никто не знает, чего мне стоило сохранить хладнокровное выражение лица, когда я взяла в руки не очень толстую бумажную папку. Сначала я собиралась изучить её прямо там, в архиве, но открыв первую страницу, поняла, что не выдержу.
Конечно же, я подготовилась к такому повороту — заранее приобрела специальную шпионскую ручку со встроенной микрофотокамерой. Через полчаса все страницы уголовного дела были пересняты. Тогда я отложила папку в сторону, сообщив подруге, что это дело не имеет перспективы и нам не подходит, и взялась за другое.
Лишь дома, спустя несколько дней, дождавшись, когда родители надолго уйдут по своим делам, я смогла заняться изучением отснятых материалов. Медленно, не спеша, просматривала каждую страницу, досконально вчитываясь в экспертизы и допросы.
Дело это оказалось очень странным, состоящим из небольшого количества отдельных материалов, которые не только не создавали общую картину, а ещё больше её запутывали, потому что часть из них противоречили друг другу.
Из экспертиз присутствовала лишь государственная, которая сообщала, что наша машина ехала по разделительной полосе, а Колесников — по своей. Ни одно из независимых исследований, проведённых Союзом автомобилистов, приложено не было. Но зато присутствовало освидетельствование шофёра Колесникова на наличие алкоголя в крови — с отрицательным результатом.
Меня очень удивило, что из свидетелей аварии было допрошено всего два человека. Хотя я отлично помнила, что не меньше шести водителей, остановившихся рядом с нами, пытались блокировать автомобиль Колесникова и обвиняли его в трагедии. Один из опрошенных как раз утверждал, что своими глазами видел несущийся по встречной с огромной скоростью внедорожник Колесникова. Зато другой сообщал ровно противоположное и называл моего отца виновником происшествия. Я записала себе фамилии и адреса обоих этих свидетелей.
Очень внимательно я изучила слова самого Владимира Колесникова. Его допрашивали исключительно корректно, не пытались поймать на лжи, не давили и не замечали явные противоречия. Он сообщил, что ехал из загородного дома на работу и дремал на заднем сиденье. Сам момент аварии проспал, услышал только крик водителя: «Куда ты прёшь?!», а потом почувствовал удар. И ещё пожаловался, что от столкновения он сильно пострадал, приложив справку из какого-то ведомственного медучреждения о синяках и ушибах.
Как только следователи попытались уточнить конкретные детали и временные рамки событий, чтобы выстроить картину того дня, Колесников сразу начал путаться и постоянно менять показания. И пытался списать это на стресс и ушиб головы. В результате его просто оставили в покое.
Сохранился в деле и допрос шофёра. Его данные я тоже записала себе в блокнот. Дядька был ещё более немногословен: ехал по своей полосе, увидел несущуюся навстречу машину, попытался отвернуть и не смог. И на любой дополнительный вопрос: не помню, не заметил, забыл.
А напоследок, чтобы ещё больше всё запутать, прилагались странные, непонятно каким образом затесавшиеся сюда, показания друга шофёра. Этот человек категорично утверждал, что в то самое время, когда произошла авария, видел своего друга на заправочной станции за рулём совсем другой машины в двадцати километрах от места происшествия. Его фамилию и адрес я тоже переписала.