Страница 7 из 9
Совершенно обнаженной - ведь она собиралась принять ванну - Мануэла вышла на террасу родительского дома в Мурсии, чтобы сигнал мобильника быстрее и вернее нашел оглушенное ухо Мадрида.
- Алло, Хусто?
- Мануэла, это ты?! Что за сюрприз?!
- Постой, Хусто. Я, собственно, звоню, чтобы сказать тебе одну важную вещь, я случайно увезла один листочек твоей рукописи.
- Это тот самый эпизод с Эрнандо? - голосом, изменившимся так, что Мануэле даже показалось, будто этот голос эхом поднимается из карстовых пустот пещеры-раковины, спросил Хусто.
- Да. Надеюсь, ты на меня не очень сердишься. Поверь, я не хотела причинить тебе зла...
- Я так и знал, - сказал очень тихо после длительной паузы Хусто в трубку, или это помехи эфирного моря, накатывая волнами, приглушали его голос, - я так и знал, что ты покинула меня ради Эрнандо. Что ты изменила мне с ним.
- О чем ты таком говоришь?! - раздраженно воскликнула Мануэла. - Совсем с ума свихнулся со своей писаниной?
- Да, свихнулся, - устало сказал Хусто, - но теперь я знаю, как закончить свой роман. Теперь я знаю, где поставить финальную точку-аккорд.
- Ну и проваливай, - крикнула Мануэла в трубку и заплакала.
Ей было обидно слышать обвинения в свой адрес от человека, которого она так любила и которому так долго помогала и хотела помочь сегодня. И было обиднее вдвойне, потому что ей, словно маленькой девочке, вдруг жутко захотелось узнать, чем же закончится роман, которому было отдано столько сил и столько месяцев жизни. И это желание просто распирало ее изнутри, поднимаясь откуда-то из живота большой дрожащей волной, - но как узнать, если с Хусто вот-вот будет порвана всякая связь?!
- Ну и катись к черту, - крикнула Мануэла в трубку-раковину еще раз, хотя менее уверенно, - если не хочешь мне рассказать, чем же все-таки заканчивается роман, к которому я тоже имею некоторое отношение.
- Вы это мне, сеньора? - донесся до Мануэлы голос молодого садовника, которого мать наняла с утра. - Извините, сеньора, я ваш новый садовник Эрнандо, я лишь на секунду. Пришел взять из мастерской лопату. И совсем на вас не смотрю. Разве что одним глазком. Вы такая красивая, сеньора, что в вас невозможно не влюбиться. Невозможно не влюбиться, посмотрев даже одним глазком...
- Нет, не вам, - в растерянности поспешно воскликнула Мануэла, приближая трубку, сделанную в виде морской раковины, к уху. Еще не разобравшись, откуда этот голос доносится. Еще не разобравшись, что ее ждет впереди, после того как похожий на лезвие лопаты диск солнца, сверкнувший на миг из-за облаков, вновь вонзится в земляной горизонт: конец, продолжение или начало романа...
Суженый
1
Рамона Ривейра брала книги в библиотеке, чтобы почитать их перед сном. Любовные романы - ничего более, они являлись ее единственной отдушиной, ее сильной женской слабостью, ее солеными слезами, стекающими по рытвинам морщин к уголкам-канавам улыбающихся в блаженстве губ.
Да, книги стали ее друзьями, спасая от одиночества на закате лет. Но, как и любые настоящие друзья, они стали таковыми для нее не сразу. Сначала Рамона искала в книгах так не хватающих ей в жизни острых любовных ощущений, ассоциируя себя с одинокими героинями. Сравнивая их судьбу со своей судьбой, их черты со своими чертами. Этот процесс завлек ее настолько, что она уже не только сверяла каждый сделанный шаг, но и пыталась увидеть в сюжетах книг свое будущее. Теперь она уже гадала на книжной гуще, гуляла по буквенной чаще, распахивая любовный роман на любой прочитанной странице, и в первой же строке, куда падет взгляд, находила ответы на вопросы, которые себе задавала. Вот так постепенно из страстных ночных любовников книги превратились в постоянных, мудрых, всегда готовых прийти на помощь друзей, которым она стала верить больше, чем прогнозам гидрометцентра.
Но чем дальше, тем больше, и уже по вечерам она не могла обходиться без этих своих друзей, чувствуя себя в их компании раскованно и комфортно, позволяя себе не притворяться, а быть в ее немолодые годы такой, как есть: с каштановыми волосами в тонких седых прожилках, с почти потерявшими блеск грустными глазами, с маленькими морщинками в уголках губ и попкой-грушей не первой молодости. Одинокой и никому, кроме книг, не нужной. Работа на фабрике и быт в доме-коробке, серые дни и ночи, незаметно вгрызшийся в вены клещ-варикоз и тень бессонниц, рыбой-прилипалой присосавшаяся к глазам, постепенно вытянули из нее все соки молодости.
И тут вдруг в очередном любовном романе, как в зеркале, - точно такая же героиня не первой молодости, такая же работа и пустая по ночам комната. И книги, книги, ничего кроме книг в ее жизни. Этот новехонький покетбук Рамона отхватила на лотке рядом с "Погребком у Пауло" и, не удержавшись, раскрыла в ожидании своего бифштекса. И увлеклась. Как говорится, аппетит приходит во время еды, друзья друзьями, но хочется, чтобы рядом был еще и любящий, согревающий своим телом мужчина. Ведь роман-то все-таки любовный, благоухающий девственным садом, и он просто обязан кончиться хорошо для книжной визави Рамоны и для нее самой.
Но, странное дело, чем дальше она двигалась, вглядываясь в книгу, как в зеркало, тем все меньше оставалась довольна собой, ведь в ней, точнее, в ее героине, чувствовалась-читалась какая-то обреченность на одиночество. И с каждой новой строкой, как с новой морщиной, накапливалась усталая безысходность, а седые волосы так и лезли в глаза, нанизывая на себя быстро набегающие слезы. Где-то после середины романа Рамону охватило сильное беспокойство, а беспомощная слабость героини в зеркале стала неимоверно раздражать.
Рамона с ужасом понимала, что книжная визави очень похожа на нее прежнюю, такую, какой она была до того, как, убегая от действительности, окунулась в идеально-прекрасный мир. Рамона не хотела возвращаться к реальности и злилась на героиню все больше и больше. Ведь у них обеих оставалось мало шансов на счастливую развязку и последнюю надежду одиноких книжных женщин - принца на белом листе. А вдруг они так и останутся до конца романа и жизни одинокими, - зашумели в глазах Рамоны с новой силой слезы. Зачем тогда дочитывать такую книгу-зеркало, отражающую обыденно-грязный мир?