Страница 4 из 9
Поняв по настырному движению тонких пальчиков, заталкивающих книжку в дамскую сумочку, что теперь ничто не отвлечет больше ее внимания от неизбежного будущего, наш не успевший разглядеть автора и название книги, но очень заинтригованный герой подходит к очаровательной незнакомке со словами: "Я тоже, как и вы, живу чужой жизнью" - прекрасная фраза, не правда ли?
Из метро они выходят вместе. Молча, но держась за руку. Жестом он приглашает ее в кино. А дальше они вдруг обнаруживают, что удивительно подходят друг другу. Он интеллектуал, она очень красива. Он говорит, не останавливаясь, она все больше слушает его, погруженная в грезы только что прочитанного глянцевого романа (в котором героиню вот так же пригласил в кино прохожий принц в замшевой куртке), отчего ее глаза блестят, как свинец стремительно написанных и свеженапечатанных слов горячей, с пылу с жару, книжки-пирожка. Их блеск, который герой воспринимает на свой счет, виден даже в темном зале кинотеатра.
А потом, после фильма, они вновь оживленно беседуют, точнее, говорит он, - о чем-то экзистенциальном, но на какую-то секунду прерывается, чтобы спросить: как тебе фильм? На что она замечает, что этот фильм немного холодный, что в этом фильме ощущается недостаток чувств, - и он, пожалуй, согласен с ней. Ее суждения кажутся ему вполне взвешенными и разумными. Неужели наконец-то он нашел именно ту девушку - красивую и умную?
- Нашел, нашел! - вскрикивает Хуан, вприпрыжку вбегая на кухню, где его жена Оланда варит манную кашу и жарит на сковороде оладьи ко второму завтраку. - Нашел продолжение сценария! Они оба живут в мирах грез. Ее мир мир постоянных сюси-пуси-фантазий о счастливой и долгой жизни и любви с ним, единственным, в ее ушах постоянно звучит пошлая кухонная радиопесенка "Муси-муси, пуси-пуси, милый мой!". Его же мир полон одиночества и неудовлетворенного поиска. Одиночество и разочарования преследуют его по пятам, и ему, интеллектуалу, чтобы хоть чуть-чуть сохранить веру в себя и жизнь, как раз и нужна именно такая, полная безотчетной нежности и собачей преданности любовь!
Хуан говорит страстно, говорит, жестикулируя так, что вот-вот смахнет кастрюльку с яйцами, говорит, энергично объясняя своей жене-домохозяйке Оланде суть своей находки, - ведь она его лучший критик.
- Понимаешь, миры постоянной мечты о любви и постоянного одиночества вдруг встречаются.
Хуан говорит непрерывно, уже понимая, что пришло время спросить жену: ну как, нравится или нет? Но еще даже не подозревая, что до полного разочарования во всей этой истории ему и его герою-интеллектуалу осталось ровно семь минут и семь секунд. Пять минут из которых - на то, чтобы выговориться, высказать до конца все, что ему хотелось рассказать. Две минуты на раздумья жены, на то, что она, молча помешивая ложкой кашу, будет обдумывать рассказанную историю, а потом, как бы заходя издалека, спросит:
- Тебя подтолкнул к этому повороту сюжета мексиканский любовный роман?
- Какая разница? Разве это имеет какое-нибудь значение? - раздраженно прервет-поторопит жену Хуан.
- Ну, дорогой, - осторожно, чтобы не ошпариться, скажет жена, одновременно, как бы невзначай, пробуя с кончика ложки горячую кашку, - не кажется ли тебе твой сценарий слишком уж неправдоподобно романтичным? Не кажется ли тебе, что он переполнен нереальной сентиментальной любовью?
- Разве? - недоверчиво поморщит лоб Хуан, вглядываясь в лицо жены.
- Дорогой, ты ведь сам говорил, что в этих мексиканских любовных романах нет ничего стоящего, ничего жизненного, что они пустышка, последнюю фразу она произнесет явно язвительно, одновременно, впрочем, делая вид, что ее язвительность - всего лишь горячая каша за щекой, которую она двигает языком.
- Да-да, - пробубнит себе под нос, удаляясь, Хуан, - наверное, ты права. Как всегда, ты права, дорогая...
Он ведь и сам в эти две минуты, пока молчала его жена, начал придумывать дальнейшее развитие сюжета и вдруг дошел до того момента, когда его герой-интеллектуал в замшевой куртке не удержится от любопытства и спросит, а что же читала его спутница. Что это за книжка у нее под мышкой там, в крохотной сумочке, между пудреницей и кошельком?
И тогда она покажет ему любовный роман в глянцевой обложке, а он разочарованно вздохнет, прежде чем мысленно назовет свою спутницу полной дурой, как Хуан уже назвал свою, не оценившую столь оригинальную находку, жену.
А потому, опять весьма неудовлетворенный и сильно разочарованный, Хуан с негодованием бросит на ночной столик Оланды книжку, возьмет пульт и, включив телевизор, уставится на лошадиные бега. А его жена Оланда принесет ему на подносе манную кашу и оладьи с джемом, мол, ты сейчас поешь, а потом придумаешь что-нибудь поинтереснее, мой дорогой. Я знаю, ты сможешь, ведь у тебя такая бурная фантазия. И не беда, что скачки слишком занимательны и кашка слишком горячая, сейчас я на нее подую. И Оланда дует на кашу. А Хуан, одним глазом видя, как она это делает, начинает остывать и успокаиваться.
- Ну же, любимый, открой ротик, - ласково говорит Оланда, - ну же, открой и скажи, что любишь меня по-прежнему, сильно-сильно, видишь, мням-мням, - ложечка зачерпывает из тарелки своим сладким язычком порцию каши. Видишь, она тоже любит есть вкусную манную кашку.
И Хуан ловит себя на мысли: как все-таки Оланда изменилась под его влиянием, повзрослела, поумнела. И не беда, что она по-прежнему частенько не понимает его. По-прежнему не достигла его уровня, не любит скачек или не может сыграть с ним партийку в шахматы. Не беда, что он, Хуан, чувствует себя по-прежнему одиноким, когда ему хочется сыграть в шахматы - да какие там шахматы, если его милая женушка Оланда даже не знает, как ходить конем. Зато она уже понимает фильмы Трюффо и Гринуэя. Нет, он все-таки очень любит свою ненаглядную Оланду.
И не беда, что она за семь секунд уничтожила то, что он создал за семь минут. Ведь семь минут это не семь дней, за которые БГ создал мир. К тому же сейчас он за эти семь минут уничтожит оладьи, которые она создавала минут семьдесят, если учитывать поход в магазин. Ну, разве она не прелесть, не чудо? Разве они не живут душа в душу уже семь лет? И разве она не лапочка, когда так нежно гладит его по щеке и предлагает коником - одна нога здесь, другая там - сбегать за яйцами в магазин. Ведь он был так неосторожен, так увлечен, когда в пылу спора смахнул их ненароком со стола. Ведь он у нее такой гений и, как все гении, такой рассеянный - стоит ли вообще говорить о каких-то семи яйцах, когда у нее есть такой заботливый муж, который, уже скинув одну ногу с дивана, почти прошел половину пути. Нет, не экзистенциального, а продуктового, с корзинкой для яиц под мышкой.