Страница 118 из 152
— Я не знаю, мистер!..
— Но как ты посмотришь на то, если мы сейчас вместе пойдем в ночлежные комнаты, а оттуда поедем на мою квартиру?
— Как хотите, мистер, я во всем вам доверяю, как хотите!
— Ты славный мальчик! Твоя храбрость и честность тронули меня! У тебя еще сильно болит голова от ударов?
— О нет, мистер, если бы вы только позволили обнять себя.
— Обними, Жуан! А теперь покажи мне дорогу на улицу Ольд-Кент. Мне нужно найти в ночлежных комнатах матроса Коннеля.
— О, я его знаю, мистер! Он там бывает каждый вечер. Он почти всегда пьяный.
— Так ты мне его покажешь?
— Конечно, мистер! Я часто по вечерам разговаривал с ним. Он очень добродушный, когда не бывает пьяным! Он мне рассказывал, что его брат хотел взять его некоторое время тому назад на испанский пароход, но он не поехал.
— Его-то я и ищу!
— Мы должны пройти через новую Кентскую улицу и потом направо мимо церкви Прибежища. Видите ли там большой одноэтажный широкий дом?
— С ярко освещенным подъездом?
— Да, мистер… я не знаю еще вашего имени, — сказал Жуан с детской непосредственностью.
— Называй меня дядей Клодом. Значит, нам нужно зайти в тот дом?
— Не вызвать ли вам сюда Коннеля, мистер?
— Ты сам едва можешь идти, Жуан.
— О, если бы я смог вам только услужить! Я бы очень хотел вам помочь!
— Мы войдем вместе, и ты покажешь мне матроса Коннеля.
— Хорошо, мистер; но вы, в таком случае, должны заплатить входные деньги. Вот мои полпенса.
Маленький мальчик вынул из кармана своей курточки монетку и подал ее маркизу.
— Ты странный ребенок, — сказал, улыбаясь, Клод. — Зачем мне твои полпенса?
— Без денег никого не пропускают, мистер, даже если нужно только отыскать кого-нибудь.
— И ты думаешь, что я возьму последние деньги у тебя, чтобы заплатить за вход?
— Извините, дядя Клод, у меня в кармане есть еще несколько полупенсов, — сказал с торжеством маленький Жуан, вытаскивая из кармана несколько медных монет.
— Оставь их для себя, Жуан, — ответил маркиз с улыбкой, которая всегда у него появлялась на устах, если он слышал или видел что-нибудь очень приятное. Мальчик ему очень понравился и нравился все больше и больше. Он заплатил за него и за себя входные деньги и вошел внутрь, сопровождаемый Жуаном. В ночлежной комнате атмосфера была затхлой. При свете дымящейся лампы он увидел множество посетителей, лежавших под одеялами; многие уже храпели так сладко, как будто бы они спали на пуховых перинах; а другие только снимали с себя без излишних церемоний верхнее платье.
Маркизу эти постели, разделенные одна от другой перегородками, показались стойлами; и он сознался, что никогда не желал бы спать на соломе, на которой раньше спали разные люди. Чувство брезгливости овладело им.
Жуан был хорошо знаком с посетителями этой ночлежки. Они приветливо кивали ему головами, некоторые здоровались по-дружески за руку, они с ним шутили и удивлялись, что он привел нового знакомого.
— Мы не останемся здесь, — воскликнул Жуан торжествующим тоном, который вызвал улыбку у маркиза. — Мы заплатили входные деньги только для того, чтобы увидеть Коннеля. Где Коннель? Он уже здесь?
— Вон он храпит, — ответил мальчик, немного старше Жуана.
— Хорошо! О, он опять напился, — закричал Жуан маркизу и стал около матроса, который ничего не слышал, продолжая спать непробудным сном.
— Нам нужно с ним поговорить, — сказал маркиз, — постарайся от него узнать, Жуан, куда отправился пароход, на который брат хотел его взять с собой.
— А больше вам ничего не нужно, дядя Клод? Это и я мог бы вам сказать, и мы бы сэкономили входные деньги. Пароход отплыл в Гавр — Коннель говорил мне это.
— В Гавр. Это так же хорошо, как и в Париж. Ты это точно знаешь, Жуан?
— Если хотите, дядя Клод, я еще раз спрошу у Коннеля.
— Спроси, Жуан! Я хочу узнать самые точные сведения. Мальчик подошел к храпевшему матросу.
— Эй, добрый Коннель! Проснись! Коннель! Проснись! Матрос повернулся на другой бок, испустив при этом какой-то непонятный звук.
— Что такое? А, это ты, Жуан? Что тебе нужно?
— Скажи, пожалуйста, добрый Коннель, куда хотел взять тебя с собой твой брат, рулевой.
— Черт его побери, — засмеялся Коннель, — в Гавр! Деньги я взял, но я не люблю покидать Лондон, мне здесь очень нравится, и я не мог расстаться с Лондоном!
— Значит, в Гавр, добрый Коннель, ты это точно знаешь?
— Убирайся к черту, как мне этого не знать! Я даже скажу тебе, как называется пароход, — ответил матрос, приподнимаясь.
— А действительно, добрый Коннель, как называется пароход, который поплыл в Гавр?
— — «La Flecha», мальчик. Я получил десять фунтов стерлингов в задаток, они уже все потрачены. — И матрос для доказательства вывернул оба кармана своей куртки. — Посмотри, больше нет ни одного шиллинга! Но Коннель сумеет выйти из затруднительного положения. Они поехали в Гавр, а оттуда, кажется, в Париж!
Жуан посмотрел на стоявшего около него маркиза, как бы желая спросить: «Все ли мы узнали, что нужно?»
— Дайте место! Ложитесь или сойдите с дороги, — закричал на маркиза и мальчика новый посетитель, которому они загородили проход. — Здесь место не для болтовни, а для ночлега.
Клод кивнул мальчику, он узнал все, что ему было нужно. Жуан подошел к нему, чтобы спросить, хорошо ли он выполнил дело, которое ему поручили, и маркиз, выйдя с ним из комнаты, похвалил его.
Высокий человек, собиравший входные деньги, очень удивился, увидев, что находятся еще люди, которые так рано оставляют комнату, где спят, и с недоверием посмотрел на мальчика и мужчину в длинном плаще. Но маркиз не заботился об этом и был очень рад, выйдя на улицу из темного и душного помещения.
— Ты славный, милый мальчик, — сказал он Жуану, ослабевшему от боли и потери крови, — ты всегда проводишь здесь ночи?
— А дни на улице, — прибавил Жуан.
— Больше этого не будет, бедное дитя! Сколько тебе лет, и кто был твой отец?
— Я не знаю, дядя Клод, — ответил он чуть слышно. Маркиз все больше и больше начинал любить сироту, которого случай послал на его жизненном пути.
Он взял Жуана на руки, донес его до первых дрожек и нанял их, чтобы побыстрее доехать с мальчиком до улицы Ватерлоо.
XVIII. БРИЛЛИАНТОВЫЙ КРЕСТ
Смерть герцога Оссуно и самоубийство кассира Генриха в доме графини Монтихо заставили лондонскую полицию обратить внимание на дом этой женщины. После этих двух странных случаев, последовавших так быстро один за другим, власти, естественно, начали недоверчиво смотреть на иностранку. В очень вежливом тоне ей посоветовали оставить столицу Англии, и она немедленно отдала приказ упаковывать вещи.
Евгения ничего не знала о случившемся, и, по-видимому, новость об отъезде не особенно ее опечалила. Жизнь на севере не казалась ей привлекательной, и она быстро согласилась со своей матерью — открыть в Париже свою резиденцию. Евгения давно уже мечтала об этом. Блистающий Париж, с его приятной светской жизнью, по нравам и обычаям гораздо больше подходил для ее проживания, чем холодный Лондон.
Мысли, волновавшие теперь графиню, нисколько не беспокоили Евгению. Она никогда не спрашивала, откуда брались средства для подобного образа жизни и для великолепных нарядов, едва догадываясь, что для этого нужны деньги и даже довольно большие; а нежная матушка ни разу не дала почувствовать своей дочери, что после смерти Генриха она находилась в затруднительном материальном положении.
Теперь нужно было открывать новые источники, чтобы вести жизнь в Париже на широкую ногу. К счастью, графиня принадлежала к числу тех натур, которые не особенно любят ломать себе голову из-за завтрашнего дня. Она рассчитывала на то, что и в будущем, вероятно, найдется немало благородных людей, желающих самым деликатным образом принести жертву испанской графине за приятные часы, проведенные у нее.