Страница 18 из 51
— Зачем я вам нужен?
— Будешь нашим проводником и переводчиком. К тетке мы тебя отправим, когда завершим свою миссию. А пока скажи, кто ты?
— Я правоверный мусульманин…
— Мусульмане, как видишь, теперь разные.
— Да, твоя правда, — кивнул Саид, идя рядом с конем Ибрахим-бея. — Я готов служить вашему знамени, но…
— Никаких «но»! И поклянись на коране служить нам верой и правдой, не то…
— Но господин паша…
— Я все сказал.
— Тогда дайте мне коня, как же я могу служить вам, вы верхом, а я пеший. Я ведь отчасти благодаря вам потерял своего коня. Конный пешему не друг…
— И мой конь что-то захромал. Проклятый кузнец в Киша, видно, загнал гвоздь в мясо!.. — в сердцах проговорил Ибрахим-бей. — Люди здесь позабыли аллаха… И тебе я тоже не поверю, пока не поклянешься!..
И Саид Хелли-Пенжи поклялся на коране, услужливо поданном ему адъютантом юзбаши.[10] После этого ему дали коня, надели и феску.
— Чем ты до сих пор занимался? — спросил Ибрахим-бей.
— Добро искал.
— Где?
— В Большом ореховом лесу.
— Выходит, лесной брат? Ну и что ж, нашел добро?
— Ничего я не нашел, кроме этих ран! — Саид показал свои руки. — Авось с вами найду. Не здесь, так, может, в Турции.
Забыл, видно, горец завет предков: умри, но родной земли не покидай!
— Мы прибыли сюда по воле аллаха, хотели помочь вам…
— Да воссияет на земле и на небе слава аллаха! — согнувшись в учтивом поклоне, проговорил Саид, а про себя подумал: «Хорошо бы войти к ним в доверие, — и может, правда заберут меня с собой…»
— За годы владычества в Дагестане русские, с тех пор как пал могущественный трон третьего имама, вышибли из горцев всякое благоразумие. Но аллах велик, и с его помощью мы вернем вас под небо единоверия! Ты согласен со мной?
— Я молюсь за это! — ответил Саид Хелли-Пенжи.
— Хорошо ли ты знаешь здешние дороги?
— Любое четвероногое животное могло бы мне позавидовать!..
— Тем лучше. В таком случае ты прямиком поведешь нас к нашему кунаку, который ждет нас у предгорья…
— Хоть к самому дьяволу, моя тропа слилась с твоей, дорогой Ибрахим-бей, и я обнаруживаю в себе, что рад этому.
— А ты языкастый! Не знаю только, к добру это или нет?..
— Языкаст, да неудачник.
— С нами познаешь удачу.
«Поживем, увидим», — подумал про себя Саид Хелли-Пенжи.
— А знаешь ли ты нашего кунака, хозяина талгинских владений?
— Кто на плоскости не знает этого дьявола в облике человека. Кому неведом этот набитый соломой мешок, этот хромой бес. Этот…
— Ну хватит, хватит! Ха-ха-ха, я вижу, он тебе крепко прищемил хвост! Ха-ха-ха!
— Хитер и коварен ваш кунак.
— Это не порок. Хитрость — лучшее оружие, утверждает наш пророк.
— На нем кровь моих лесных братьев. И меня он ловко обманул. Но я еще отомщу ему!
— Ну, ты брось! Знай, если хоть один волос упадет с его головы…
— А у него их и нет, волос-то. Лыс, как шайтан, и жирный, точно свинья. Я должен во что бы то ни стало отомстить ему!..
— Считай, что я предупредил тебя. После доброй драки люди становятся друзьями, и ты помиришься с ним.
— Волк лисе не друг.
— И все же тебе придется уступить.
— Посмотрим, — нехотя выговорил Саид Хелли-Пенжи, говорится же у горцев — на чьей арбе едешь, того и песню пой. — Видно, аллах мне вас послал. А я-то уж думал у своей старой тетки обрести хоть недолгий покой.
— Нет в этой жизни покоя. Покой в могиле! А туда мы еще успеем, не сегодня, так завтра будем там. Сейчас же поспешим к Исмаилу, он, наверно, заждался. Мы обещали ему еще на той неделе прибыть. Не знаешь, много ли у него людей?
— Не знаю! Знаю, что баранов много…
Вперед был выслан дозор из трех всадников: мало ли что может приключиться в этих проклятых горах…
Вступая в Дагестан, Ибрахим-бей был полон самых радужных надежд в отношении горцев, очень верил, что они встретят его с распростертыми объятьями. Он считал свою миссию очень почтенной для правоверного: шутка ли, ему поручено вернуть в лоно истинной веры заблудшие души некогда славных своей особой храбростью, воинственных горцев. Юзбаши готов был костьми лечь, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Однако уверенность Ибрахим-бея в том, что удача дастся легко, очень скоро поколебалась в его душе. На деле все получалось не так, как он того ждал. И в мозгу уже не раз копошилась мысль: «И зачем мне все это нужно? Не лучше ли воротиться к себе домой…» Легко сказать, воротиться, а что он скажет тем, кто послал его сюда? Никто его не поймет. Вышвырнут из армии, и дело с концом. А как тогда жить? Он не мыслил себя вне армии.
Чем больше всякого рода иноземцы ожесточали людей, тем скорее множились ряды друзей большевиков. К комиссару Али-Баганду из Киша, обосновавшемуся в ауле Чишили, денно и нощно стекались горцы со всех концов. Они шли сюда пешие и конные. А после похода турок по горам и бичераховцев по плоскости поток и вовсе не прекращался… Но все эти люди в массе своей были безоружны.
Комиссар Али-Баганд со дня на день ждал оружия. Верный Хасан из Амузги не может подвести. Однако Али-Баганд тревожится, что долго нет никаких вестей от Хасана, не случилась ли беда, уж очень ненадежного он взял с собой спутника. Али-Баганд относился с большим недоверием к Саиду Хелли-Пенжи и предупреждал Хасана, чтобы в оба глаза следил за этим лесным братом. Но Хасан надеялся на него, как-то даже сказал: «Ведь Умар из Адага тоже некогда был абреком!» С тем они и уехали.
Людей в ауле Чишили накопилось уже видимо-невидимо. Размещали их в наскоро сплетенных из ветвей орешника шалашах и в отбитых у бичераховцев палатках. Начались затруднения с продовольствием, но острее всего ощущалась нехватка оружия…
Сложным был душевный настрой у Али-Баганда в эти тревожные дни. С одной стороны, он был счастлив — недавно полученная им бумага подтверждала, что он принят в члены партии большевиков. Это событие согревало его. Радовало и то, что горцы начали прозревать и вот идут в стан борцов за народное дело, идут к нему, как к своему человеку. И пароль для всех прибывающих один. На вопрос: «Кто идет?» — отвечают: «Народ идет». Народ идет! И это радость. Но есть на сердце Али-Баганда и печали. Одна — это та, что нет пока оружия, а без оружия, как бы ни были воинственны его сподвижники, не много навоюешь… Тревожится Али-Баганд и о своей жене Шахризат. Она осталась в ауле Киша, а там сейчас турки.
Но о жене он тревожился недолго. Словно услыхав его зов, она неожиданно появилась в Чишили. Прискакала на разгоряченном коне, как из сказки, и… рассказала обо всем, что с ней приключилось. Да, да, она была той самой горянкой, что так смело вступила в противоборство с турецким юзбаши Ибрахим-беем, а потом умчалась на коне Саида Хелли-Пенжи.
Али-Баганд не мог скрыть своего восхищения перед отвагой жены. Но комиссара заинтересовал не столько рассказ Шахризат, сколько конь, на котором она прискакала.
— Откуда у тебя эта лошадь? — спросил он.
— Не знаю, чья она, на мое счастье оказалась под рукой.
— А хозяин ее кто, Шахризат? Это очень важно, постарайся вспомнить.
— Стоял там один, в черном башлыке, со шрамом на лбу, он все что-то к туркам подбирался, — кажется, это его…
— Со шрамом на лбу, говоришь? Значит, я не ошибся, это конь Саида Хелли-Пенжи.
— Да пусть хоть самого шайтана. О нем ли сейчас надо говорить? Ты, похоже, не рад, что я вырвалась из этого ада? Может, уж пусть бы звери в фесках обесчестили и убили меня?
— Ну что ты говоришь! Конечно, я рад, что ты спаслась и теперь со мной! Просто, понимаешь, случилось то, чего я очень боялся…
— Что именно?
— Это конь того человека, который поехал с Хасаном из Амузги. Я послал их с важным заданием.
— Думаешь, он предал Хасана?
— Боюсь худшего.
10
Юзбаши — сотник (тюрк.).