Странники

10

Пока шли, выспрашивала: - А вы стихи любите? - Люблю. - Это было правдой. - А чьи вы стихи больше всего любите? - Блока. Удивилась: - Кто это? Вот тебе и раз! Блока не знает... Хотя, помнится, не так уж он и был популярен, так сказать, в массах. На выборах короля поэтов начисто проиграл Северянину. - А вы, конечно, Северянина предпочитаете? - Ой, конечно! Он гений! - Он и сам того не скрывал. Помните: "Я гений Игорь Северянин, своей победой упоен". Стала серьезной. - Наверно, это нескромно, я знаю... Уже хорошо: сама думает, без помощи любимого поэта. Не такого уж и плохого, кстати. Небесталанного. - А Блока найдите, прочтите. Вот кто гений. Особенно "Двенадцать"... Мучительно соображал: восемнадцатый год, написана поэма или еще нет? Кажется, написана... - У нас городская библиотека закрыта, - пожаловалась Лида. Настроение у нее менялось в прямой зависимости от темы разговора. Только что, когда о Северянине толковали, лучилась от радости. Сейчас погрустнела: беда, книги брать негде. И снова - глаза настежь, улыбается с надеждой: - Может быть, вы наизусть помните? А что? Можно и наизусть. Наглядный урок политграмоты. - Слушайте... Читал Игорь неплохо, а "Двенадцать" - особенно. Поэма эта вообще для чтения благодатна: меняющийся ритм, разговорные куски, разные человеческие характеры, тон - от камерного до патетического. Читал во весь голос, не смущаясь под взглядами прохожих, честно говоря - недоуменными: идет по улице сумасшедший, орет в рифму, руками размахивает. Да и орет что-то крамольное на слух... Лучше мимо, мимо, не дай бог привяжется, а то и слушать заставит. Но Игорь не замечал их, не разглядывал. Плевать ему на них было. С высокой колокольни. Он читал и слушал музыку стихов, звучавших сейчас в их собственном времени. И быть может, а эти минуты в Петрограде или Москве сам Александр Блок читал их - недавно написанные, еще горячие, живые. И Лида слушала как завороженная. А когда он выкрикнул последние строки - о Христе в белом венце из роз, - всхлипнула, даже не сдерживаясь. Уж на что Игорь ожидал супер-эффекта, то тут растерялся: - Вы что? - Жалко... - Вытерла ладошкой покрасневшие глаза. - Что жалко? - Я не знаю. Но ощущение от стихов очень грустное. Даже жить страшно. - Да бросьте! Жизнь прекрасна!.. А стихи понравились? Улыбнулась. - Очень! - Повторила для усиления: - Очень-очень. Я обязательно найду книжку Блока... А прочитайте еще что-нибудь. Игорь усмехнулся: "Еще что-нибудь? Пожалуйста". Начал: - Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся, какое б новое сраженье ни покачнуло б шар земной, я все равно паду на той, на той далекой, на гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной... - Кто это написал? - спросила Лида. Сказать бы правду; не родился еще сей поэт... - Так, один... И неожиданный эффект: - Я так и подумала: это вы сами! Ой, как здорово! Вы такой талантливый! Вот так влип. Сам дурак, не надо было читать завтрашних стихов. Даже не завтрашних - из черт те какого далека. Хорошо, что уже пришли к дому. Тема сама собой закрылась. А дома их ждала неприятность. Растерянная тетя Соня, Софья Демидовна, отперла им калитку и с ходу объявила: - К нам из контрразведки приходили. Игорь почувствовал, как опять стало холодно в животе - от неосознанного страха. Что-то часто в последнее время приходит к нему это стыдное чувство. Ну, а сейчас почему? Чего бояться? - Зачем приходили? - Про Гришу спрашивали. Где он, давно ли здесь был... - А вы? - Что я? Откуда я что про Григория знаю? Он сам по себе, мы сами по себе. Седьмая вода на киселе, - повторила она слова Пеликана. Старик Леднев по-прежнему сидел на диване-саркофаге. Книжка выпала из рук, валялась на полу, а он, привалившись виском к диванной тумбе, которая одновременно являлась шкафом, мирно похрапывал. Даже скорее похрюкивал. Знакомая картина. - Он знает? - спросил про Леднева Игорь. - О контрразведке? - Софья Демидовна старательно выговаривала малопривычное, но красиво звучащее слово. - Вряд ли. Он так и проспал все на свете. Они спросили, кто это такой, а я сказала, что давний знакомый, домой возвращается, в Москву. И что профессор, сказала. - Поверили? - Они его мешочек - он под вешалкой стоял, хорошо, что не убрала, а ведь хотела - вытряхнули, а там документы. Все честь по чести: Леднев Павел Николаевич, профессор истории. Диплом его профессорский, еще бумага какая-то от Академии наук... Старик Леднев перестал похрюкивать-похрапывать, открыл по привычке один глаз и сказал абсолютно не сонным голосом: - Не от Академии наук, а от исторического общества. Хотя для этих хамов все одно... Софья Демидовна руками всплеснула, ойкнула. Даже Игорь с интересом на профессора поглядел: ну и хитер старикан. Одна Лида ничего не понимала, но внимательно слушала. - Вы что же, не спали? - обиженно спросила Софья Демидовна. - Спал не спал, вопрос другой, - сказал Леднев и сел ровно, руки на коленях сложил. - Я, может, чутко сплю. Как говорится: сплю-сплю, а кур бачу. Я ждал развития событий, чтобы вступить в дело, если понадобится. Но не понадобилось. И я не стал просыпаться. - Говорил все это он тоном короля, которого незаслуженно упрекнули в перерасходе государственных денег: и вроде вина очевидна, но с другой стороны - король, какие могут быть претензии... Софья Демидовна молча повернулась и вышла из комнаты. Лида побежала за ней. Старик Леднев обеспокоенно посмотрел вслед. - Неужели обиделась? - Обиделась, - мстительно сказал Игорь. - И правильно. А если б они ее пытать вздумали? Это было не что иное, как полемический прием, вздор собачий, но старик Леднев принял его всерьез. - Они так вежливо спрашивали... И потом она и вправду ничего о Григории Львовиче не знает, так и объяснила. Он у нее давно был, год назад, если не больше. А я его вчера видел. Не мог же я о том говорить... - Почему не могли? - Игорь озлился на старика и добивал его беспощадно. Сказали бы: вчера расстались. Предложили бы подождать: вот-вот сам явится. Старик Леднев резко поднялся, толстовку одернул, губы поджал - аж борода вздернулась. - Профессор Леднев, милостивый государь, никогда предателем не был, напрасно так считаете. - Он даже на "вы" перешел в обиде кровной. - Вы меня оскорбили, а я, мне кажется, этого не заслужил. Игорь остыл так же быстро, как и вспылил. В самом деле, зачем он на старика набросился? - Извините, Павел Николаевич. Старик Леднев заулыбался, рукой махнул. - Пустое, Игорек... Как ты думаешь, если я попрошу прощения у Софьи Демидовны, она меня соизволит простить? - Думаю, соизволит, - сказал Игорь. - Так я попробую... - Покашлял, осторожно стукнул костяшками пальцев в дверь хозяйкиной комнаты. Ответа не получил, заговорщицки глянул на Игоря, приоткрыл дверь и бочком-бочком проник туда. Ладно, они сами разберутся. Плохо другое: Пеликана ищут. И ждут именно здесь, у родственников. Хотя, может статься, и еще где-нибудь ждут. Интересно, не оставили ли они шпика на улице?.. Выскочил из дома, подбежал к воротам. Крепко строили: ни щелочки в заборе, доска к доске прилажена без зазоров. Ага, вот есть дырочка. От выпавшего сучка, наверно... Прижался к ней глазом. Ни черта не видать! Тот самый поваленный столб с фонарем в поле зрения. И все... Ладно, чего бояться-то?.. Открыл калитку, с независимым видом вышел на улицу, посмотрел по сторонам. Вот старушка с клюкой шествует. Вон пацаненок какой-то вдалеке пыль поднимает, бежит куда-то. Куда это он разбежался?.. "Ноги босы, грязно тело и едва прикрыта грудь". Пацаненок добежал до Игоря и резко затормозил. Некрасов был прав, но лишь отчасти. Ноги босы, грудь нараспашку, рубаха без единой пуговицы, навыпуск, на штаны. Но - чистая. И сам он - беленький, длинноволосый, умытый. Встал перед Игорем и уставился на него. - Проходи, проходи, чебурашка, - сказал ему Игорь. - Не в музее, смотреть нечего. Мальчишка на "Чебурашку" не отреагировал, хлюпнул носом, спросил неожиданным баском: - Это четырнадцатый номер? - Четырнадцатый, четырнадцатый, Кого тебе надобно, старче? - Если ты Игорь, то тебя. Это уже становилось интересным. - Ну, я Игорь... - Ведено передать: завтра к десяти утра приходи на Кадашевскую, в дом Игнатьева. Спросишь столяра дядю Матвея, - произнес все хрипловатой скороговоркой, штаны подтянул и с ходу включил четвертую передачу, вихрем понесся по улице - только пыль столбом. - Эй! Стой! - заорал Игорь. - А кто... - Махнул рукой: бесполезно догонять.