Стена

- Ой, не смогут они, ой, сил не хватит, ой, обленились, болезные, привычками поросли...

- Ирка! - прохрипел Сенька.

А тот, тайный, внутри его, сказал тихонько:

- Неужто не сможешь, Сеня? А ну, рвани! И Сенька рванул. Разодрал руками сплетенные из тугого тумана слова, нырнул в образовавшуюся брешь, судорожно вдохнул мокрой и горькой слизи, выхаркнул ее в душном приступе кашля...

И увидел свет...

И ослеп на мгновение от резкого и мощного света, но не успел испугаться, потому что сразу же услышал внутри себя удовлетворенное:

- Теперь ты совсем здоров.

Сенька поверил тайному и открыл глаза. В комнате горела люстра, а Ирка сидела на стуле перед кроватью и плакала. Слезы текли у нее по щекам, как туман в Сенькином сне.

- Ты чего? - Сенька по-настоящему испугался, во сне не успел, а тут сразу: уж не случилось ли что? - Почему рев?

- Сенечка... - всхлипывала Ирка, - родной ты мой...

- Кончай причитать! Живой я, живой.

- Да-а, живой... - ныла Ирка. - Ты меня во сне звал, так кричал страшно... Я тебя будила, трясла-трясла, а ты спишь...

- Проснулся. Все. Здоров, - Сенька сел на кровати, огляделся. - Где мок штаны?

- Какие штаны? Какие штаны? Лежи! У тебя температура.

- Нету у меня температуры. Сказал: здоров.

- Так не бывает, - слезы у Ирки высохли, и поскольку муж выказывал признаки малопонятного бунта, в ее голосе появилась привычная склочность. - А ну ляг, говорю!

- Ирка, - мягко сказал Сенька, и от этой мягкости, абсолютно чуждой мужу, Ирка аж замерла, затаилась. - Ирка-Ирка, дура ты моя деревенская, ну, не спорь же ты со мной. А лучше собери что-нибудь пожевать, жрать хочу - умираю. Наденька где?

- В садике. Я ее на ночь оставила. Ты же больной...

- В последний раз оставляешь, - строго заявил Сенька. - Ребенок должен регулярно получать родительское воспитание.

Этой официальной фразой Сенька добил жену окончательно.

- Хочешь, я схожу за ней? - растерянно спросила она.

- Сегодня не надо. Сегодня я буду занят.

- Чем? - растерянность растерянностью, а семейный контролер в Ирке не дремал. - Магазины уже закрыты.

- При чем здесь магазины? - Сенька разговаривал с ней, как будто не он болен, а она, как будто у нее - высокая температура. - Некогда мне по магазинам шататься, некогда и незачем. Все, Ирка, считай - завязал.

- Ты уж тыщу раз завязывал.

- Посмотришь, - не стал спорить Сенька, взял со стула джинсы и начал натягивать их, прыгая на одной ноге.

И это нежелание доказывать свою правоту, спорить, орать, раскаляться докрасна - все это тоже было не Сенькино, чужое, пугающее.

- У тебя кто-нибудь есть? - жалобно, нелогично и невпопад спросила Ирка.

Сенька застыл на одной ноте - этакой удивленной цаплей, не удержал равновесия, плюхнулся на кровать.

Засмеялся:

- Ну, мать, ты даешь!.. Дело у меня есть, дело, понятно?

- Понятно, Сеня, - тихо сказала Ирка, хотя ничего ей понятно не было, и пошла в кухню - собирать на стол, кормить странного мужа.

А Сенька застегнул джинсы, босиком подошел к окну, прикинул расстояние от своего подъезда до двенадцатого. Получалось: стена закроет выход, на набережную, превратит двор в замкнутый со всех сторон бастион. А если еще и ворота на проспект запереть...

- Почему я? - с тоской спросил Сенька. И _тайный_ внутри ответил:

- Потому что ты смог.

- Что смог?

Но _тайный_ на сей раз смолчал, спрятался, а Ирка из кухни крикнула:

- Ты мне?.. Все готово. Хочешь - в постель подам?

Ох, не верила она, что Сенька враз выздоровел, ох, терзалась сомнениями! И пусть бы - температура упала, бывает, но с психикой-то у мужа явно неладно...

И Сенька ее сомнений опять не опроверг.

- Вот еще, - сказал он, - будешь ты таскаться взад-вперед. Ты что, не устала, что ли? Работаешь, как клоун... Слушай, может, тебе перейти? Может, в садик к Наденьке - воспитательницей? Давай прикинем... - вошел в кухню, сел за стол.

Ирка тоже села - ноги не держали. Сказала покорно:

- Давай прикинем.

Будучи в командировке в одной из восточных стран, автор не пожалел мелкой монетки для уличного гадальщика. Белый попугай-ара встряхнул хохолком, порылся клювом в деревянном расписном ящике, вытащил аккуратно сложенный листок бумаги. Гадальщик с поклоном протянул его автору:

- Ваше счастье, господин.

На листке печатными буквами значилось по-английски: "Бойтесь тумана. Он не дает увидеть лица близкого вам человека".

Когда с работы вернулся муж, Алевтина Олеговна уже вчерне сметала на руках платье для невестки, оставалось только прострочить на машинке и наложить отделку. Муж оставил портфель в прихожей, сменил туфли на домашние тапочки, вошел в комнату, привычно поцеловал Алевтину Олеговну в затылок. Как клюнул.

- Все шьешь, - сказал он, констатируя увиденное. - Из Свердловска не звонили?

- Никто не звонил, - Алевтина Олеговна отложила шитье, поставив локти на стол, подперла ладонями подбородок. Следила за мужем.

Стеценко снял пиджак, повесил его на спинку стула, распустил узел галстука, пуговку на рубахе расстегнул.

- Жарко сегодня, - подошел к телевизору, ткнул кнопку.

- Не надо, - попросила Алевтина Олеговна.

- Почему? - удивился Стеценко. - Пусть гудит.

- Не надо, - повторила Алевтина Олеговна. - Там сейчас ничего интересного, а я устала. И ты устал, Саша.

- Тишина меня душит, - сообщил Стеценко, усаживаясь в кресло и укладывая ноги на пуфик. - А с чего бы ты устала, интересно? У тебя же свободный день.

- Ничего себе свободный! Одних тетрадей - гора. И платье для Симы.

- Все равно дома - не в офисе. Могла и отдохнуть, подремать...

Экран нагрелся, и на нем возник цех какого-то передового металлургического завода. Раскаленный брусок металла плыл по рольгангам, откуда-то сверху спустились железные клещи, ухватили брусок, уложили его на ровную площадку. Тут на него упала баба молота, сдавила - взлетели небольшим фейерверком огненные искры.

- Я спала, - сказала Алевтина Олеговна.

- Вот и ладушки, - обрадовался Стеценко. - И я немножко вздремну, с твоего позволения. Полчасика. Хорошо? Ты меня не трогай...

- А я сон видела, - совсем тихо добавила Алевтина Олеговна, но муж не слышал ее, он уже посапывал в кресле, а на экране телевизора герои-металлурги без устали давали стране металл.