Дом (Пряслины - 4)

- Да хватит, говорю, честных-то тружников калить. Этих одров, - он кивнул на блестевших на солнце запаренных лошадей, - все равно осенью на колбасу погонят. Ты бы чем подрастающему поколению разгон давать, сестре своей приструнку дал.

- Это какую же приструнку? Насчет дома? - Михаил слышал от людей: подала Борькина мать заявление в сельсовет - требует своей доли в ставровском доме.

- А чего? Я сын родной, а какие ейные права? Она теперека сбоку припека...

У Михаила заходили глаза, запрыгали губы - какими бы поувесистее словами оглушить этого гаденыша, чтобы у него раз и навсегда отбить охоту заводить разговор насчет ставровского дома? И вдруг, глянув в сторону своего дома, увидел на угоре двух мужиков с вьющейся вокруг них, как белый мотылек, Анкой. Братья, братья приехали! Петр и Григорий...

И тогда все разом вылетело из головы: и ставровский дом, и изгородь, и Борька, - и он со всех ног бросился навстречу уже сбегавшим с угора своим дорогим двойнятам.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

- Так, так, браташи! Собрались, значит, к брату-колхознику? Нет, ребята, теперь не к колхознику надо говорить. К совхознику. Кончилась колхозная жистянка... Долгонько, долгонько собирались. Когда в последний раз виделись? Семь лет назад, когда матерь хоронили? Так?

- Так.

- Да, - вздохнул Михаил, - не пришлось покойнице пожить в новом доме. И вслед за тем горделивым взглядом обвел горницу, или гостиную, как сказали бы в городе.

Все новенькое, все блестит: сервант полированный с золотыми рифлеными скобками, полнехонький всякой посуды, диван с откидными подушками, тюлевые занавески на окнах, ковер с красными розами во всю стену - подарок Раисе от Татьяны... В общем, обстановочка - в городе не у каждого. И он подивился, покосившись на братьев. Пестрые застиранные ковбоечки, в каких у них на работу ходят, парусиновые туфельки... А насчет барахлишка и подавно говорить нечего. С рюкзачками, с котомочками заявились. Да у них сейчас в Пекашине самая распоследняя сопля без чемодана шагу не ступит!

- Давай, - Михаил поднял стопку, - со свиданьицем! - И предупредил, с подмигом кивая на стол: - Это мы так покудова, для разминки, как говорится, а основное-то у нас вечером будет...

Петр выпил - всю, до дна стопку осушил, - а Григорий только виновато улыбнулся.

- Ну нет, так у нас не пойдет. Да ты откуда такой взялся? К старшему брату в гости приехал але в монастырь?

- Ему нельзя, - сказал Петр.

- Знаю. А у него у самого-то язык есть?

И опять ни слова, опять кроткая, виноватая улыбка обмыла льняное лицо Григория.

А в общем-то, с Григорием ясно. Все такой же двойняшка. Худущий, насквозь просвечивает. Просто святой какой-то, хоть на божницу ставь вполне за икону сойдет.

А вот Петр... К Петру не знаешь как и подобраться, за что уцепиться. Как речной камень-голыш, который со всех сторон водой обточило. Или это все оттого, что бороду отпустил? Бородка аккуратненькая, с рыжим подпалом, как у царя Николашки, которого в семнадцатом году сковырнули. Татьянин муж деньги старые собирает, так он, Михаил, насмотрелся на этого бывшего царя.

- Ты это бородой-то обзавелся, чтобы от брата отгородиться? по-доброму пошутил Михаил. - Ну правильно. А то ведь, бывало, не то что чужие, я, родной брат, не каждый раз угадаю, кто из вас Петька, кто Гришка. Ей-богу!

- А я сразу угадала, который дядя Гриша, - сказала Анка.

- Как?

- Тетя Лиза сказывала.

Михаил не стал уточнять у дочери, что сказывала тетя Лиза. С него довольно и того, что произошло с братьями при одном упоминании имени сестры. Оба вдруг ожили, оба вдруг глазами в него. И было, было у него искушение рубануть со всего плеча, ведь все равно придется говорить, но вместо этого он закричал на весь дом:

- Эй ты там! Уснула?

И тут с кухни наконец пожаловала Раиса, прямая, статная, и принарядилась - уважила гостей. Но голову от миски с мясом отвернула видно, и в самом деле понесла.

Михаил, довольный, заржал.

- Предлагаю выпить за будущего солдата!

- За кого? За солдата? - переспросил Петр.

- Чуваки! У нас со старухой на эту пятилетку твердое задание наследника!

- Не плети чего не надо! При ком язык-то распускаешь?

Михаил смущенно крякнул, поглядел на младшую дочь, пристроившуюся возле дяди Гриши, сразу, с первой минуты к нему присосалась, дал команду - на улицу.

Когда закрылась за Анкой дверь, притворно вздохнул:

- Вот так и живем, браташи. Совсем заездила супружница.

- Тебя заездишь! Ты в эту Москву слетал - совсем ошалел.

- Да, ребята, слетал. Повидал белый свет! - Михаил встал, принес из спальни увесистый альбом в дорогих бархатных корках, с золочеными буквами, трахнул по столу. - Вот мое пребывание в столице нашей родины. Татьяна тут все моменты зафотографировала.

Карточек было много. Михаил с сестрой, Михаил с зятем, Михаил со сватом, то есть со свекром Татьяны... Само собой, был увековечен Михаил в пестрой толпе и у ленинского Мавзолея с двумя замершими у дверей часовыми-гвардейцами, и возле знаменитых фонтанов на выставке, и возле царь-пушки.

- Да, ребята, золотой билет вытащила наша Татьяна. Я три недели у ей пожил - ну, скажу, в коммунизме побрал. Ей-богу. Без пивка да без водочки за стол не саживался. Дача двухэтажная, квартира пять комнат, машина, прислуга... Помните, как, бывало, Татьяна Ивановна зимой за хлев босиком бегала вместе с вами? А теперь - подай, поднеси. Да на блюдечке... В газетах-то читаете? "Высоких гостей на Внуковском аэродроме встречали товарищи... маршалы, а также деятели культуры и другие представители общественности столицы..." Ну дак в этих "других представителях" и наша Татьяна. Два раза при мне на этот Внуковский аэродром каталась. Со свекром.

- Со свекром? - удивилась Раиса. - Пошто со свекром-то? Разве мужика у ей нету?

Михаил насмешливо постучал кулаком по столу.

- Темнота пекашинская! Мужик-от у ей есть, и мужик - душа-человек, видела ведь, чего спрашиваешь? Да на этот аэродром не за душу пускают. Говорю, Борис Павлович, свекор ейный, шишка большая, всема каменными памятниками заправляет, а ему положено с супругой. Ну а он как человек вдовый Татьяну за собой волокет. Дошло теперь?