Страница 56 из 87
18 января 1650 года по его приказу были внезапно арестованы принцы Конде, Лонгевиль и Конти.
Как и раньше, эти противозаконные действия кардинала вызвали бурный протест народа, вслед за чем стали вспыхивать один за другим мятежи, правда, на этот раз события происходили в основном в провинциях.
Тогда маршал Тюрен, приняв титул генерал-лейтенанта королевской армии, соединился с эрцгерцогом Леопольдом Вильгельмом для освобождения принцев, но, завладев многими провинциями, в декабре он все же был разбит при Ретеле войсками Мазарини.
Такой результат показался кардиналу достаточно удачным, чтобы торжественно возвратиться в Париж и твердой рукой снова взяться за бразды правления.
После краткого обзора этих исторических событий, мы продолжим наш рассказ, обратившись к тому дню, когда Мазарини с блеском въехал в Париж и прибыл в Пале-Рояль.
Анна Австрийская, разумеется, была осведомлена о всех действиях и решениях кардинала. Она с тайной радостью узнала о его возвращении и ждала его вечером в своих покоях.
Но королева-мать была, по-видимому, единственная особа, радовавшаяся возвращению кардинала, несмотря на то, что его приближенные устроили ему громкий притворно-радостный прием.
Анна Австрийская еще не подозревала, что ненависть к Мазарини распространилась в кругу всех сословий и партий.
Она все еще не до конца осознавала создавшееся положение и была уверена, что все уже успокоилось.
На другой же день к королеве-матери явились представители от всех сословий с просьбой об аудиенции.
Все их требования касались одного и того же: в удалении от государственных дел Мазарини и в освобождении арестованных принцев!
В этот день просьбы были еще представлены по форме, спокойно и без шума, поэтому Анна Австрийская полагала, что будет в состоянии успокоить просящих несколькими добрыми словами.
Она попробовала разъяснить прибывшим, что государство в лице кардинала потеряет свою главную опору, что принцы виновны в присвоении не принадлежащей им власти, и что она надеется на благополучное разрешение всех конфликтов.
Но она забыла, что говорила только с несколькими представителями и что народ не слышал ее слов и упорно не хотел отказываться от своих требований.
Она говорила очень приветливо и убедительно, — ведь от успеха этой речи зависело ее семейное счастье. И она надеялась победить словами давно зревшее в народе негодование, подстрекаемое могущественными и влиятельными лидерами.
Вечером, когда известие об ответе, данном народным представителям, распространилось по всему Парижу, Мазарини прибыл в Лувр и находился в покоях Анны Австрийской, которая только что вышла из спальни малолетнего короля, пожелав ему спокойной ночи.
Они сидели и разговаривали о событиях того дня. Мазарини старался убедить королеву, что уступать им ни в коем случае не следует, как вдруг их слух поразил глухой, наводящий ужас шум, — это бежала огромная толпа, оглашая все пространство вокруг дикими криками и угрозами.
Услышав этот зловещий шум, кардинал невольно вздрогнул, а королева вскочила со своего места.
— Что это? — спросила она бледнея, — что означает этот странный шум?
В эту минуту на пороге появилась Эстебания. Она была взволнована, лицо ее выражало сильный испуг.
— Что там такое? — торопливо спросила Анна Австрийская.
— О, Боже мой, — проговорила обергофмейстерина. — Наверное, опять мятеж и на этот раз, кажется, гораздо серьезнее прежнего.
— Говори, ради Бога, что случилось?
— Народ с угрозами бежит со всех сторон через Луврский мост. На площади прохода нет! Это настоящий бунт!
— Госпожа обергофмейстерина, без сомнения, ошибается, — сказал Мазарини, со свойственным ему спокойствием, — чего еще может хотеть народ, после того, как представителям была дана аудиенция и они получили удовлетворительный ответ?
— Ошибки тут быть не может, ваша эминенция, несколько человек из толпы, угрожая и жестикулируя, пробрались уже к главному подъезду. Я опасаюсь, что они замышляют недоброе против вашей эминенции!
— Из чего ты делаешь такой вывод, Эстебания?
— Я слышала слова: «Долой кардинала! Изгнание или смерть!»
Анна Австрийская обменялась с кардиналом испуганным взглядом.
— В таком случае надо послать за солдатами, — сказал он решительно.
— Если уже не поздно! Вот идет виконт д'Альби. С какими известиями вы пришли? — спросила королева.
Виконт поклонился.
— Прошу прощения, ваше величество, что я осмелился явиться без доклада. Лувру грозит большая опасность!
— Расскажите нам, виконт, что там происходит?
— Маркиз и барон с обнаженными шпагами в руках охраняют этот покой, — ответил Этьенн, — но они не смогут долго устоять против напора разъяренной толпы.
— Чего же хотят эти люди? Этьенн медлил с ответом.
— Говорите откровенно, господин виконт, — сказал кардинал.
— Ваша эминенция! Народ требует выдачи или изгнания!
— И эти негодяи осмелились проникнуть даже сюда, в покои королевы? — спросил Мазарини, бледнея.
— Они были в Пале-Рояль и, не найдя вас там, пришли сюда! Нет возможности остановить разъяренную толпу — их несколько тысяч!
— О Боже! Тогда мы все погибли, — прошептала королева-мать.
— Еще некоторое время мои друзья смогут удерживать этих безумцев, которые требуют, чтобы их пропустили для обыска всех комнат и грозятся убить всякого, кто будет сопротивляться им! Тут возможен только один выход! Один исход для спасения!
— Говорите, виконт!
— Ваша эминенция должны бежать!
— Бежать! — но уже слишком поздно, — сказала Эстебания, — толпа бунтовщиков осадила весь Лувр!
— Это ужасно! — вскричала Анна Австрийская.
— Не пугайтесь, ваше величество, — обратился к ней Мазарини, — я сам выйду к народу.
— Вы погибнете, ваша эминенция, — сказал Этьенн.
— Нет, нет, кардинала надо спасти! Неужели нет выхода? Скорее, скорее! А то будет поздно! — восклицала в отчаянии королева.
— Мне пришло в голову одно средство, которое может помочь, но я не решаюсь сказать о нем, ваше величество, — сказал Этьенн.
— Говорите скорее, виконт, мы готовы на всякую жертву.
— Так как ваша эминенция не можете бежать, вам остается только спрятаться здесь до тех пор, пока все не успокоится, а как только дорога освободится, немедленно оставить Париж!
— Виконт прав, — согласилась Анна Австрийская, — другого средства к спасению нет!
— Но эти люди хотят обыскивать все комнаты, — со страхом заметила Эстебания.
— Надо избрать такое место, где не подумают и не посмеют искать его эминенцию.
— Знаете ли вы такое место? — спросил Мазарини, между тем как шум и крики на улице становились все отчетливее.
— Есть одно только место, в которое мятежники не дерзнут проникнуть, — это спальня его величества короля! — сказал Этьенн.
— О Боже! Какая ночь! Так, значит, и сын мой должен подвергнуться опасности?
— У постели спящего короля эти неуправляемые люди остановятся с почтением! Около кровати короля есть ниша! Там его эминенция должен спрятаться.
— Да, но если кто-нибудь осмелится откинуть занавес, что тогда? — сказала Анна Австрийская, трепеща при этой мысли.
— Этого не случится, ваше величество, я ручаюсь вам головой, — ответил Этьенн, — но нельзя терять ни минуты, слышите? Мятежники проникли уже в смежные комнаты!
— Так пойдемте, кардинал, — сказала Анна Австрийская, подавая Мазарини руку, — но тише, чтобы король не проснулся!
— Теперь ваша эминенция спасены, — продолжал виконт. — Не бойтесь ничего, госпожа обергофмейстерина, — прибавил он, обращаясь к Эстебании, — толпа раздражена не против короля и королевы-матери. Гнев ее относится только к кардиналу! Как только он будет устранен и не попадет на глаза мятежникам, раздражение их очень скоро утихнет!
Анна Австрийская возвратилась в комнату.
— Да поможет нам Пресвятая Дева и благословит ваш совет, господин виконт, — сказала она.
В эту минуту в комнату вошел маркиз.