Страница 17 из 87
Шум и крик полупьяных гостей усиливался. В одном углу ссорилась толпа нищих, в другом — трое чернобородых негодяев условливались по поводу предполагаемого ночью разбоя, какие-то мнимые калеки подсчитывали друг другу барыши.
Папе Калебассе было не по себе в этом обществе. Он, не снимая шляпы, сел в сторонке, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание, и стал разглядывать гостей.
— Все то же общество, что и прежде, — подумал он, — даже похуже. Любопытно знать, когда же они наконец доберутся до старого Гри! Ведь должны же они заметить, что он много выручает.
Пьер Гри счел, наконец, невозможным заставлять дольше ждать своего кума и кредитора.
— Добрый вечер, Калебассе! Как ты сюда попал? — спросил он.
— Гм, у меня есть на это свои основания, кум, — ответил старик, — и мне нужно сказать тебе два слова по секрету.
Пьер Гри испугался.
— Тебе ведь, конечно, не деньги твои понадобились? — спросил он.
— Да уж ты порядком подсобрал и мог бы расплатиться, но я не затем пришел.
— Ну, что Жозефина, а? — спросил, успокоившись, Пьер Гри.
— Если бы она знала, что я иду к тебе, наверное, передала бы поклон, — ответил Калебассе. — Ей хорошо живется, лучше, чем в гостинице.
— Уж, конечно, кум, уж, конечно! Здесь ей уже не стало житья с тех пор, как она стала взрослой красавицей.
— Она резвится, как рыба в воде, и так похорошела, что любо-дорого глядеть, — рассказывал Калебассе. — Бьюсь об заклад, она выйдет замуж за какого-нибудь вельможу!
— Чего ты только не выдумаешь, кум!
— Да ты посмотрел бы на нее! Ведь прелесть, а не девушка. А почему бы ей не сделать блестящей партии?
— Да, да, я ей не мешаю.
— Я пришел, чтобы сказать тебе одну вещь, которая тебе очень понравится. Старый герцог умирает, я сегодня слышал.
— Как?.. Герцог д'Эпернон?
— Да, несколько дней жить остается… Присылал он кого-нибудь сюда?
— Ничего не знаю, ничего не знаю, кум.
— Мне только это и нужно было. Бог знает, правду ли говорит прислуга, что это все так скоро будет, но я точно знаю одно, что он опасно болен и хочет сделать последние распоряжения.
— Так, так… последние распоряжения.
— Поскольку он может послать сюда своих людей, то я хотел тебя предупредить. Самому-то, конечно, уж нечего больше ждать, но другим…
— Понимаю, понимаю, кум, — сказал Пьер Гри.
— Тебе придется все-таки принять его посланных, но если он будет очень много требовать, то приходи только ко мне и скажи, что я теперь торгую на улице Вожирар.
— А не на улице Шальо?
— Нет, кум, я сменил место. Тебе нужно только прийти и сказать, а уж я позабочусь об остальном. Ты, я знаю, обманывать не станешь, исполнишь волю герцога.
— Что ты, кум Калебассе! Ни одного дуката не возьму, который не принадлежал бы мне по праву!
— Смотри же, Гри, сдержи свое слово! Ведь ты уже достаточно набрал! Мы станем заклятыми врагами, если ты воспользуешься чужим барышом.
— Не люблю я таких слов, кум!
— Если герцог и завтра никого не пришлет… Ведь как знать, может быть, ему некому довериться? Ступай туда сам и узнай о его здоровье. Понимаешь? Пусть лакей только скажет герцогу, что ты пришел. Я не хотел бы, чтобы он умер, не поговорив с тобой. Мне тут, разумеется, нельзя вмешиваться, и нехорошо было бы, если бы я к нему пришел. Не теряй времени, Гри, старик может умереть, быстрее, чем мы думаем.
— Ты разве уже уходишь, кум?
— Я пришел только предупредить тебя, мне надо по делу.
— Не выпить ли, кум, по стаканчику?
— В другой раз, Пьер, сегодня некогда, — ответил Калебассе, вставая. — Делай, как я тебе говорил, и — спокойной ночи.
Старик-фруктовщик ушел, а Пьер опять стал за прилавок.
Подходя к мостику, папа Калебассе услышал звон шпор. Ему навстречу шел какой-то солдат.
Калебассе остановился, всматриваясь.
На солдате был красный мундир, шитый золотом, это был кто-то из гвардейцев кардинала.
Зачем солдат пришел на Ночлежный остров?
— Э! — закричал вдруг папа Калебассе, — да, если не ошибаюсь, это Жюль Гри!
— Угадали, папа Калебассе, узнаете меня?
— Ишь ты, каким молодцом стал! — сказал фруктовщик, разглядывая солдата, насколько можно было что-нибудь разглядеть в вечерних сумерках. — Так ты поступил в гвардейцы великого кардинала? — спросил он. — Хорошо, очень хорошо!
— Я вам по секрету скажу, папа Калебассе, — ответил Жюль Гри, — я ведь в большой милости у кардинала.
— Что ты! Ну, это приятно слышать. Кардинал очень могущественное лицо в государстве, все, что он делает, доказывает его силу и значение.
— Правда, папа Калебассе.
— И я у него в милости. Я приближен к нему.
— И вы? Вот чего не ожидал!
— Да, сынок, да! Я стою к нему ближе, чем кто-нибудь, — сказал с усмешкой старый фруктовщик. — Я, так сказать, его хороший приятель, но это между нами, слышишь?
— Его хороший приятель! Да это ведь кое-что значит, папа Калебассе! — сказал удивленный Жюль Гри.
— Я часто у него бываю и теперь иду к нему. Он очень ласков со мною и иногда спрашивает моего совета, любит тоже послушать, что говорят вокруг и тому подобное.
— Ну да! Верно, затевают что-нибудь втихомолку?
— То есть, как это, сынок?
— Что-нибудь задумывают против него? Ведь не все так желают добра кардиналу, как вы и я.
— А ты разве что-нибудь слышал?
— Гм, как не слышать! Разве вы не видели меня сегодня в Люксембурге?
— Ты был в Люксембурге? — спросил удивленный фруктовщик. — Ничего не знаю.
— Я видел, как вы сидели под вашим огромным зонтиком.
— Как я мог тебя узнать? Ведь я не знал, что ты носишь теперь этот почетный мундир.
— Я несколько раз отличался, папа Калебассе, сегодня был в Люксембурге… там что-то затевают.
— Расскажи, сынок!
— Извольте! У него много врагов среди знати, они все только и ждут случая.
— У кого это? У кардинала?
— Ну, конечно!
— К кому же ты ходил во дворец?
— Гм! К шевалье де Мармону, а он водил меня к герцогу Орлеанскому.
— Эге, сынок! Да ты вертишься в самом высокопоставленном обществе.
— Постойте, папа Калебассе, я еще не кончил! Герцог свел меня со старой королевой.
— Старой королевой? Она с тобой говорила?
— Очень ласково, да еще вдвоем… нет, впрочем, втроем — герцог тоже там был. Поглядите-ка!
Жюль Гри достал из кармана несколько блестящих монет.
— Это они тебе дали?
— Все надо брать, когда дают, папа Калебассе, — рассмеялся Жюль Гри.
— Они хотели спросить у тебя насчет кардинала?
— Разумеется! Я и разыграл дурака!
— Так, так. И они поверили тебе.
— Я понял из их слов, что они хотят извести кардинала. Я показался им подходящим человеком для этого дела.
— Святая Матерь Божья! Ты правду говоришь?
— Уверяю вас, у них злые умыслы! Они поклялись убить кардинала. С ними заодно и двое камергеров из Лувра, они потом тоже пришли.
— Какие же это камергеры?
— Я позабыл их имена, папа Калебассе. Одного звали маркизом.
— Не маркиз ли Сен-Марс?
— Да, да. Он самый!
— Ну, а другого, наверное, зовут де Ту!
— Черт возьми! Да как вы это узнали?
— Как видишь, и я кое-что замечаю.
— Голову даю в залог, папа Калебассе, что оба участвуют в заговоре!
— Так уж и в заговоре?
— Они мне всего не сказали, но я прекрасно заметил, что они хотят подкупить меня. Я притворился, будто соглашаюсь, но они, кажется, еще не вполне доверяют мне, поэтому сегодня еще ничего не решили. Расспрашивали меня, насколько я близок к кардиналу, хотел ли бы зарабатывать много денег, получить лучшее место, например, место дворецкого или что-нибудь в этом роде.
— Разумеется, они хотят тебя подкупить.
— Всякий понял бы это, папа Калебассе. Я сделал вид, что их предложение мне понравилось, и что я согласен.
— Умно сделал, сынок!
— Они были чертовски осторожны, говорили все намеками: о маленьком солдатском жалованье, о пошлинах, о недовольстве народа и тому подобное. Я все время храбро поддакивал. Наконец, герцог сказал: «Вам хорошо было бы поступить к нам на службу». А королева-мать прибавила: «Раскаиваться не пришлось бы, если бы вы стали выполнять наши распоряжения».