Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 4



Александр Абрамов, Сергей Абрамов

Четыре цвета памяти

БЕЛЫЙ

В конце июня во второй половине дня — точное время до десятых секунд включительно вы найдете в июньских комплектах газет — все астрономические станции Советского Союза зарегистрировали появление в земной атмосфере небольшого космического тела — метеорита, прочертившего в своем падении гигантскую светящуюся линию, особенно хорошо наблюдавшуюся на фоне низкой облачности в центральном районе европейской части СССР. Падение метеорита, весьма незначительного по своему объему, произошло в непосредственной близости от Москвы, в шести километрах от Киевского шоссе, в дачном поселке Марьясино, на территории одного из местных садовых участков. При падении метеорита наблюдались интересные атмосферные явления, причины которых пока еще не ясны. Самый метеорит, равно как и место его падения, был обнаружен и обследован специальной комиссией Академии наук СССР. Данные наблюдений в настоящее время тщательно изучаются.

Котов зябко поежился: на дворе июнь, а спиртовой столбик в термометре еле-еле дотянулся к тринадцати.

Закутавшись в старенький дачный плащ, в котором он так и сидел на веранде, он снова, в какой уже раз, оглядел шахматную доску с расставленными на ней фигурами. Нелепая партия! Как мог человек, игравший белыми, не начинающий, а опытнейший турнирный боец, довести ее до такой катастрофы? Ведь иначе положение белых и назвать было нельзя. А они все-таки на что-то надеялись. На что? На вечный шах? Котов еще раз подсчитал варианты и развел руками: даже Петросян или Таль не спасли бы партию белых. А все-таки что-то было в этой партии, какая-то загадка, какой-то намек. Какой?

«Не по зубам орешек, товарищ следователь, — подумал вслух Котов и машинально повертел в руках белую пешку. — Проигрывают белые. В любом варианте. И нечего голову ломать: все ясно — и дело и партия». Он со злостью швырнул пешку в коробку с шахматами и встал. А все-таки темнота. Не мог Логунов проиграть Андрею, да еще так проиграть. Не мог!

Он решительно шагнул к лесенке, ведущей в сад, и обомлел. Беспросветно серое небо вдруг рассекла надвое огненно-белая полоса — тоненький луч прожектора, искривленный в воздухе неведомой прихотью оптики. А самый воздух вдруг наполнился оглушительным, яростным свистом, мгновенно сдавившим барабанные перепонки, и мимо остолбеневшего Котова пронесся раскаленный сфероид — точь-в-точь шаровая молния величиною в бильярдный шар. Пронесся и упал в клумбу возле сарая со всякой всячиной, разметав добрую тонну земли. Котов невольно присел, ожидая взрыва. Но все было тихо. А яркая полоса, расколовшая небо, расплывалась и таяла в облачном свинце над пиками елок.

И в двадцати шагах от Котова там, где скрылся в земле раскаленный шар, вздымалось и нарастало белое зарево.

«Пожар!» — мелькнула мысль.

Но то был совсем не пожар. Ничто не горело, нигде не прорывались желтые языки пламени, не потрескивала высохшая древесина, не клубился дым. Деревья не пожухли и не почернели, сарайчик стоял целехонький, только в полуметре от него на месте развороченной клумбы с гвоздиками зиял трехметровый кратер с земляным валом вокруг. А над кратером растекалось в воздухе что-то прозрачно сверкающее, как подсвеченный изнутри фонтан. Чем больше смотрел на него Котов, тем больше изменялся он у него на глазах. То свертывался ослепляюще белыми лепестками, как кувшинка в ночном тумане, то раздувался в воздухе огнедышащим шаром. Чаще всего шар сплющивался снизу, образуя ровный купол-полусферу, пламенеющую внутри.

Котов шагнул по дорожке к этому странному пламени и вскоре остановился: навстречу ему дохнуло жаром. «Ближе не подойти, — подумал он, изжаришься».

Он услышал скрип калитки и обернулся. По дорожке к дому спешил его сосед Родионов, полковник в отставке. Неожиданное событие, нарушившее ленивое спокойствие вечера, застало его на улице.

— Повезло тебе! Гость из космоса!

— Незваный гость. Чуть сарай не спалил.

— Зато согрел. По-сочински парит.

— В самом деле тепло, — удивился Котов и сбросил на перила плащ.

А за оградой уже шумела увеличивающаяся толпа, пока что не решавшаяся просочиться в калитку.

— Здорово, старик, — возник перед Котовым Славка Шадрин, археолог-неофит, коротавший первый свой отпуск на даче у родителей. — Не обошли тебя мировые катаклизмы.

Потом в калитку боком протиснулся худощавый брюнет лет сорока, рано поседевший и оттого выглядевший едва ли моложе Родионова. Котов знал его: Микульский, нейрофизиолог из голубой дачи напротив. Работал где-то в университетских клиниках и сюда наезжал случайно и редко. Соседи по улице называли его крупным специалистом, что, возможно, и соответствовало действительности: не так уж много у нас сорокалетних профессоров.

— Что скажете? — спросил Котов, пожимая сухощавую руку Микульского.

— А что говорить? — перебил Славка. — Подумаешь, событие: обыкновенный метеорит.

— Едва ли обыкновенный, — заметил Микульский. — Свечение неклассического типа. Одна только спектрограмма может многое рассказать, когда он остынет.

Сквозь толпу на улице прорвался в сад еще один гость: толстяк председатель садового кооператива уже успевший позвонить в Москву. Войдя, он тотчас же замкнул на замок калитку и подошел к дом почему-то на цыпочках.

— Едут, — сказал он, отдышавшись. — Уже полчаса, как выехали. Скоро будут.

— Кто? — спросил Славка.



— Из комиссии по метеоритам, — толстяк воззрился на белое пламя.

— Клад, — сказал Славка, деловито нахмурившись и подмигивая Микульскому. — Из чистого золота шарик.

— Да ну? — удивился толстяк. — Самородок?

— Кто знает? — принял эстафету Микульский. — А вдруг из урана? Тогда все мы и они, — он кивнул на толпу за оградой, — находимся в непосредственной опасности. При расщеплении ядер урана выделяется большое количество радиоактивного вещества. Пока еще неизвестен характер излучения.

Толстяк, даже не дослушав, уже пятился к калитке и тотчас же исчез за оградой.

— Граждане, — голос его дрожал, — скопляться не советую. Может быть радиация. Никто не знает.

Толпу у забора словно ветром сдунуло, а Славка даже отступил к веранде. От неожиданности Родионов и Котов переглянулись.

— Вы пошутили, конечно, Феликс Юрьевич? — осторожно спросил последний.

— Да как вам сказать, — сдержанно ответил Микульский. — Хотел пошутить. Но, честно говоря, не уверен. Может быть, это чисто оптическая иллюзия, а возможно, эта световая пульсация сопровождает какое-то проникающее излучение. Счетчиков ведь у нас нет — не проверишь.

Ждать не пришлось. У калитки затормозила голубая «Волга», и в сад ворвался кряжистый, густоусый старик. Он потоптался у калитки и, обернувшись к машине, не закричал — взмолился:

— Скорее, Коля! Ничего подобного мы с вами еще не видели. Рентгенометр быстро!

Из машины, согнувшись, вылез долговязый Коля с черным пластмассовым ящиком на груди. Оба, не здороваясь и не глядя на стоявших у дома, бросились к яме. Несколько секунд они стояли молча, не подходя слишком близко к огню или свету, потом Коля начал производить измерения.

— Ну как? — спросил усач.

— Порядок, — сказал Коля.

— А точнее?

— Радиации нет. Стрелка на нуле.

— Бета- и гамма-излучение проверил?

— Что я, маленький? — обиделся Коля.

— Ну, хорошо-хорошо, — заторопился усач. — Сделаешь спектрограмму, а сюда кинокамеру… Температуру проверил? Сколько?

— Тридцать два!

— ТЭЦ, а не камешек, — сострил Славка.

Тут усач словно впервые разглядел собеседников.

— Простите, — сказал он, — забыл представиться. Профессор Лазарев из комиссии по метеоритам. А это лаборант, — он кивнул в сторону Коли. — С кем имею честь?

Стоявшие у дома назвали себя. Услышав фамилию Микульского, Лазарев поморгал, глазами, что-то вспоминая.

— Микульский… Микульский, — повторил он. — Физикохимические основы подсознательной памяти?