Страница 40 из 127
— Молчите, Элеонора, это было бы слишком ужасно, — прошептала королева-мать. — Так вы говорите, патер умер сегодня ночью?
— В то время, как мы будем слушать Нострадамуса, этот старик умолкнет навсегда.
Мария Медичи робко посмотрела на свою поверенную. Верно, она заключила договор со злым духом, поскольку знала черную магию и волшебные заклинания. Королеве-матери стало страшно… Она будет свидетельницей необъяснимого, таинственного дела, своими глазами увидит чародейскую силу Элеоноры. У нее мороз по коже пробежал при этой мысли, но желание выйти наконец из неизвестности взяло верх!
Наступила ночь. Жена Кончини поднялась с королевой-матерью по винтовой лестнице в большую круглую комнату с куполообразным потолком, помещавшуюся над зубцами дворца. Потолок был стеклянный, некоторые части его могли отворяться, давая возможность таким образом смотреть прямо на небо.
На легких подставках стояли телескопы, направленные в разные точки неба. Посреди комнаты на круглом столе с черным покрытием были разложены старые книги, стояли песочные часы, реторты какой-то странной формы и множество других стеклянных сосудов с жидкостями.
Комната едва освещалась лампой с круглым колпаком и сиянием месяца, что создавало впечатление тревожной таинственности.
Элеонора просила королеву-мать не пугаться, чтобы она не увидела, не двигаться с указанного ей места в глубине комнаты и ни слова не говорить во время заклинаний. Затем она отошла в сторону и отдернула драпировку, за которой в глубокой нише располагался черный мраморный алтарь с двумя широкими ступенями и огромной плоской золотой чашей на нем.
Чародейка стала обеими руками бросать травы в эту чашу, потом подошла к столу, взяла один из пузырьков и вылила его содержимое на травы. В ту же минуту вся чаша запылала голубым пламенем, почти не дававшим света. Постепенно оно стало принимать бледно-зеленый оттенок и подниматься ввысь, но Элеонора быстро сделала руками какой-то знак, и огонь сразу утих. Затем над чашей появился белый пар, который стал превращаться в облака, наполняющие собой комнату. Когда они дошли до Марии Медичи, распространяя вокруг нее необыкновенно приятный запах, то незаметно привели ее в какое-то странное блаженное состояние, которого она еще никогда не испытывала.
Элеонора стояла на ступенях алтаря и шептала заклинания. Временами, когда она переставала повторять непонятные слова, из чаши раздавалось шипение, облака делались гуще и все дальше распространялись по комнате.
Вдруг чародейка замолчала и сошла со ступеней. По обсерватории точно пронесся ураган.
Королева-мать не спускала широко раскрытых глаз с ниши. Над мрамором алтаря из облаков, как из далекого тумана, выплыло лицо старика. Черты его нельзя было ясно различить, но оно имело большое сходство с портретами Нострадамуса.
Мария Медичи не сомневалась, что видит перед собой его дух. Длинные волосы старика почти сливались с седой могучей бородой.
— Зачем ты опять тревожишь меня? — послышался недовольный голос, точно из гроба. — Я должен повиноваться твоему зову, но горе тебе, если ты злоупотребляешь своей силой.
— Я призвала тебя, чтобы ты еще раз ответил на мои вопросы, — громко сказала Элеонора. — Затем ты будешь иметь покой, которого требуешь.
— Спрашивай! — раздалось из облаков.
— Ответь, дух великого предсказателя, что предстоит королеве-матери, Марии Медичи? — спросила Элеонора.
— Вот тебе мой ответ, слушай, Мария Медичи! Уничтожь своих врагов, пока еще не поздно, — вещал гробовой голос повелительным тоном. — Не щади близкого тебе человека, иначе ты будешь свергнута! Ты одна должна управлять государством!
Пламя высоко вспыхнуло, видение почти исчезло в густом тумане.
Элеонора подошла к алтарю, стала что-то говорить, и по ее жесту огонь начал угасать…
Королеве-матери хорошо запомнились слова предсказателя: «Уничтожь своих врагов, пока еще не поздно! Не щади близкого тебе человека, иначе ты будешь свергнута. Ты одна должна управлять государством».
Она знала своих врагов. Надо было оцепить Лувр и неожиданно, разом уничтожить их. Она знала, кто ее близкий, которого ей приказывалось не щадить, чтобы самой не быть свергнутой. Это был ее сын, король!
Сцена сильно на нее подействовала. Она точно опьянела от ароматного пара и попросила увести ее.
Элеонора взяла королеву-мать за руку и проводила в гостиную. Она видела, что колдовство имело блестящий успех, что Марии Медичи все еще слышатся слова:
«Ты одна должна управлять государством!»
Мать и сын окончательно разошлись. Надо было ждать кровавого исхода! Элеонора Галигай торжествовала.
XXI. ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ПАТЕРА
Возвратясь к рядам лавок на ярмарке после неприятной встречи с мушкетерами, граф де Люинь и адъютант де Бань-ер напрасно искали торговца соколами.
Люинь, ругаясь, снова отправился со своим спутником на улицу Сен-Дени, надеясь, что патер вернулся домой, но и там не было старика. Любимец короля не знал, что делать, а между тем необходимо было добыть доказательства, которые требовал Людовик. Если ему не удастся устроить так, чтобы король услышал тайну старика, он потеряет все. Людовик не поверит словам и перестанет доверять ему. Один патер Лаврентий мог доказать королю, что страшное обвинение графа де Люиня является справедливым.
На ярмарке запирали уже последние лавки, и никто не мог сказать, куда девался торговец соколами.
Люинь поспешил обратно в Лувр. Его план привести переодетого патера к королю не удался, а между тем надо было во что бы то ни стало обличить преступление королевы-матери и ее приближенных. Свергнуть ее и захватить власть в свои руки было целью его жизни, к которой он неутомимо стремился.
Арест принца Конде случился довольно кстати для королевского фаворита. Это значительно продвинуло его вперед.
Людовик был глубоко возмущен. Если представить ему доказательства и, пользуясь случаем, поджечь его, он, применив силу, возьмется за управление и сделается королем не по одному только названию.
Именно такого переворота жаждал любимец короля, чтобы занять при этом место Кончини. Сейчас нельзя было отступать, напротив, короля надо было всячески подстрекать к решительному шагу, чтобы он вырвал власть из рук матери и ее приближенных и закрепил за собой корону, обещанную ему в день совершеннолетия.
Вот для чего Люинь рассказал все королю. К тому же стремилась и вся партия короля, к которой принадлежали герцоги Сюлли и Бриссак, генерал Ла Вьевиль и многие другие представители знати.
Все понимали, что дворцовый переворот неизбежен, потому что иначе не свергнуть королеву-мать, Кончини и Элеонору. Успех был возможен лишь при неожиданном и точном маневре, разумеется, с участием и под руководством короля.
Следовательно, главным было внушить королю необходимость быстрых и решительных действий против матери и ее двора. Надо было разжечь в короле гнев, ненависть и презрение, но этой цели Люинь достиг пока еще наполовину. Дело продвинется лишь в случае, если Людовик убедится в преступлении матери и ее приближенных.
Увидев Люиня, вошедшего по обыкновению без доклада, король тревожно взглянул на него. Ему невыносима была неизвестность.
— Наконец-то ты пришел, вероятно, с обещанным свидетелем в этот раз? Он уже начинает казаться мне каким-то фантастическим лицом! — воскликнул король.
— Понимаю твои сомнения, Людовик, — отвечал любимец, — и сегодня они еще более укрепятся, потому что я опять явился без патера Лаврентия.
Король мрачно и недоверчиво взглянул на графа.
— Опять без него, несмотря на все твои образцовые распоряжения, — заметил он.
— Все принятые мною меры и хитрости разбиваются всесилием приближенных королевы.
— Шарль, ты с некоторого времени злоупотребляешь моей дружбой и доверием.
— Креатурам всемогущего маршала и его супруге-ворожее опять удалось опередить меня. Я устал бороться при неравных силах, Людовик. Или дай мне возможность действовать так, чтобы выполнялись твои приказания и мои распоряжения, или удали меня совсем. Ведь унизительно всякий раз оставаться побежденным и осмеянным сильнейшей партией.