Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 127



В смежном продолговатом голубом зале был устроен зимний сад с картинами прелестнейших цветов, фруктовыми деревьями и множеством певчих птиц за едва заметными решетками.

У стен, увитых плющом и ползучими растениями, были обустроены хорошенькие маленькие беседки, манившие пары масок поболтать, а зеркало на всю торцевую стену до бесконечности увеличивало этот фантастический сад.

В зале поменьше стояли столы с закусками, винами и прохладительными напитками, налево, в пунцовом зале, который можно было совершенно изолировать от остальных комнат, были устроены всевозможные развлечения. За мраморными столиками можно было сыграть в шахматы, в центре располагался небольшой бильярд.

Это был первый бильярд, нарочно к этому дню за огромные деньги выписанный Марией Медичи из Италии. Ей хотелось ввести бильярдную игру у себя при дворе.

В пунцовом зале, из которого был выход на боковую лестницу Луврского дворца, за час до бала прохаживался маршал Кончини, разговаривая вполголоса с человеком, стоявшим у дверей во внутренние коридоры. Этот человек был одет, как обыкновенно одеваются управляющие в знатных домах: темный кафтан, такие же панталоны, черный бархатный полуплащ, плотно обтягивающие чулки и башмаки с пряжками. По краям плаща были вышиты гербы маршала Кончини.

У него было худое гладко выбритое лицо, короткие черные волосы, большой рот и острый нос. Лукавое выражение и язвительный взгляд косоватых глаз показывали, что этот человек — раб своих страстей и склонностей.

Маркиз д'Анкр был его господином, но и на него хитро косился управляющий, когда тот поворачивался к нему спиной. Видно было, что этот человек только до тех пор повинуется и верно служит, пока это ему выгодно, но продаст своего господина, как и всякого другого, как только тот потеряет свое могущество и не в состоянии будет платить ему.

Когда Кончини поворачивался к нему лицом, он сейчас же делал преданную мину.

— Нам непременно надо разыскать патера, — сказал вполголоса маршал, — он должен быть у нас в руках, от этого все зависит, Антонио! Я удивляюсь, как это тебе, при твоей ловкости, не удалось до сих пор найти его.

— У нас слишком сильные враги и их слишком много, господин маршал, — тихо ответил Антонио. — Ни одного принца Конде надо бояться и устранить…

— Знаю, что ты хочешь сказать, этот беарнский виконт отправится в Бастилию вместе с принцем.

— И этого мало. С арестом виконта могут возникнуть новые опасности, пока его друзья на свободе.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь… но кто же эти друзья?

— Мушкетер Милон Арасский, замечательный своим ростом и силой, маркиз и Каноник… и барону Витри, который иногда дежурит в Лувре, я не доверяю.

— Как, и он с ними приятель?

— Нет, но он предан графу де Люинь, а граф в последнее время часто бывает с принцем Конде, — ответил Антонио.

— Ты хочешь сообщить мне результаты твоих наблюдений? Говори. Я знаю, ты не сидел сложа руки.

— Нет сомнения, что принц Генрих Конде прячет патера где-то на улице Сен-Дени. На этой же самой улице живет и маркиз, и я поручил двум нищим следить за ним.

— Что же они тебе сказали?

— Что патера еще ни разу, не видели на улице, но что виконт д'Альби несколько раз приходил туда по вечерам, — тихо ответил Антонио.

— Он ходил к маркизу, — сказал Кончини, успокоенный тем, что патер еще не был у короля.

— Виконта, наверное, посылал туда принц.

— За ним не следили?

— Пока еще темные вечера не позволили нищим разглядеть хорошенько.

— Отчего же ты не велел обыскать все дома на улице Сен-Дени, чтобы найти патера?

Антонио на минуту изменился в лице, на губах его незаметно скользнула надменная улыбка.

— Я сделал это, господин маркиз, но безуспешно. Остается еще одно, последнее средство найти старого мошенника.

— Ну, говори, какое? — сказал Кончини, останавливаясь перед своим доверенным.

— Надо силой в Бастилии заставить принца открыть тайну.

— Как… ты думаешь…

— Пытать! — едва слышно прошептал Антонио. Кончини помолчал с минуту, не двигаясь с места.

— Ее величество не откажет в подписи, — прибавил зорко следивший за ним негодяй.

Кончини опять заходил по залу.

— Во всяком случае, лучше пытать виконта, — заметил он, — ему известно, где спрятан патер.



— Он и на пытке ничего не выдаст, господин маркиз. Я знаю этих мушкетеров. Он умрет, а ничего не скажет, и тогда…

— Ну… что тогда? — скороговоркой спросил Кончини.

— Нам придется сражаться с остальными мушкетерами!

— Ты, кажется, боишься их? Первый раз слышу это от тебя, Антонио.

— Осторожность и обдуманность действий всегда полезны, и делают сильного сильнее, господин маркиз! Я не боюсь мушкетеров, но знаю их решительность. Они ничего не испугаются, и до тех пор не успокоятся, пока не отомстят за товарища.

— Так надо и его друзей лишить возможности вредить!

— Это бросится в глаза всему полку и может вызвать ропот в войсках.

— Да, ты, пожалуй, прав, Антонио. Но на швейцарцев, во всяком случае, я могу положиться.

Предусмотрительный Антонио слегка пожал плечами.

— Швейцарцы… — с сомнением пробормотал он.

— Как ты странно это говоришь. Ты, кажется, всегда был высокого мнения о швейцарских гвардейцах? Разве случай с мушкетерами переменил твое мнение, Антонио?

— Мне кажется, господин маршал, что наемники не особенно храбрые солдаты, и лучше было бы держаться мушкетеров, которые сами себя содержат и стремятся только к почестям и славе.

— Ты передавал капитану де Бонплану, что я хочу говорить с ним? — поспешно спросил Кончини.

— Как вы приказывали, господин маркиз!

— Так проси капитана сюда, в красный зал, а сам покарауль в коридоре, чтобы никто не помешал нам. Когда капитан выйдет и ты уходи. Распорядись, чтобы около двенадцати ночи у бокового подъезда стояла карета для государственных преступников. Смотри хорошенько за всем сам. — Антонио поклонился и вышел.

«Странно, — пробормотал Кончини, оставшись один, — мне кажется, как будто этот Антонио уже Не тот, что прежде. Говорят, некоторые птицы чуют, когда беда грозит дому, у которого они вьют гнезда, и тотчас же улетают прочь. Неужели и у Антонио есть такое предчувствие…»

В эту минуту дверь отворилась и вошел капитан Бонплан, уже немолодой мушкетер с воинственной осанкой. Он поклонился маршалу.

— А, любезный Бонплан, — приветливо встретил его маршал. — Я хочу дать вам одно поручение, секретное поручение от имени правительства…

— Приказывайте, маршал, — ответил капитан.

— Скажите, любезный Бонплан, у вас в полку есть мушкетеры, о которых я очень много слышал. Я не помню их фамилий, но одного из них зовут Милон Арасский.

— Совершенно верно, маршал, — улыбнулся капитан, — его настоящее имя — Генрих де Сент-Аманд.

— Потом другой, которого обыкновенно зовут маркизом, и третий, прозванный Каноником…

— Маркиз Эжен де Монфор и Джузеппе Луиджи, граф Фернезе, — дополнил Бонплан.

— К ним присоединился еще один молодой беарнец, виконт д'Альби, что это за офицеры? Можно ли характеризовать их как буянов, или…

— Виноват, господин маршал, это одни из лучших, храбрейших и надежнейших офицеров моего полка.

— Ах, так вы хорошего мнения о них?

— Самого лучшего, маршал!

— Вы можете поручиться за беспрекословное повиновение всех ваших мушкетеров, в чем бы то ни было?

— Головой поручусь! Я имею честь командовать самым смелым и надежным полком его величества!

— Гм… сегодня ночью мне нужно будет десять надежных людей для того именно поручения, о котором я сейчас говорил, любезный капитан.

— Не угодно ли вам взять четверых, которых вы назвали, а я еще отберу шестерых.

— Нет, не их! — поспешно возразил Кончини. — Виконт д'Альби будет занят другим, а тех троих держите подальше от Лувра! Выберите десять мушкетеров, которые не так известны, как эти четверо, и распорядитесь, чтобы в одиннадцать часов вечера они заняли места у бокового выхода дворца.