Страница 87 из 156
Я смог лишь молча развести руки в стороны.
— И что дальше? — напомнил мне Игорь Игоревич.
У меня уже пропала охота говорить. Но неожиданно за меня досказала «сестричка»:
— Он, Игорь Игоревич, принял меня за покойную Эльвиру Милосердову.
— Что?! — удивленно вскинул брови милиционер и опустил газету. — За Милосердову?.. Какая чушь!..
Я почувствовал на себе взгляд Кныша, повернул голову в сторону окна и увидел его большие, полные сострадания глаза. Он поднял руку и незаметно постучал себя по виску. Мне надо было хоть чем-то отпарировать, вставить этой аферистке хоть крохотную шпильку!
— Володя! — обратился Игорь Игоревич к Кнышу. — В этом вопросе можешь не сомневаться. Татьяну Юрьевну я знаю уже лет пять…
— Семь, — поправила «сестричка».
— Правильно, семь. Мы познакомились, когда я помогал Татьяне Юрьевне регистрировать кооператив «Информатика». В общем, это порядочная деловая женщина, и претензий к ней у нас нет.
«Вот ты и по горло в дерьме, Кирюша, — сказал я себе. — Причем без лопаты».
Снова заскрипели ступени лестницы. Мы все как по команде подняли головы вверх. В холл спускались Роза в каком-то вульгарном малиновом пеньюаре и Самуил — в спортивном костюме. Мне показалось, что глаза Розы заплаканы, а щеки Самуила неправдоподобно черны от Щетины, словно он нарочно вымазал лицо в саже.
— Присядьте, — сказала им новоявленная Татьяна Юрьевна. Похоже, что теперь она командовала парадом. — У вас есть вопросы к моим сотрудникам? — обратилась она к Игорю Игоревичу.
— Лично мне все ясно, — не поднимая головы, ответил милиционер.
— У меня вопрос, — неожиданно для меня проявил признаки жизни Кныш. — Скажите, — обратился он к Розе, — что в этом доме делал этот человек? — И он кивнул в мою сторону.
— Этот человек? — рассеянно переспросила Роза, оглядывая всех присутствующих и теребя края пеньюара на груди. — Он представился братом Татьяны Юрьевны, но мы все понимали, что он обманывает.
— А как вы думаете, для чего он вас обманывал?
Роза пожала плечами.
— Думаю, что он хотел что-нибудь украсть.
— И потому напился, как мне сказали, до бесчувственного состояния?
Роза усмехнулась.
— Насчет бесчувственного состояния, конечно, сильно преувеличили. Вечером он беспардонно влез через окно в мою комнату, и я не могу сказать, что этот гражданин был сильно пьян. Точнее, он вообще был трезв.
Лучше бы Кныш ничего не спрашивал!
— Он притворялся пьяным, — устало сказала Татьяна Юрьевна. — Дешевый трюк: все думают, что человек невменяем, а тот тем временем чистит карманы и шкафы.
— Вы обнаружили пропажу каких-либо вещей?
— Я еще не проверяла свои вещи.
— Где его сообщник?
Татьяна Юрьевна кивнула Самуилу. Тот нырнул под лестницу, клацнул замком, и в холл вышел Леша. Я не смог сдержать улыбки: на лице моего друга не осталось и следа от недавних побоев. Везет же некоторым! Все зажило за несколько часов, как в сказке!
— Что касается этого гражданина, — сказала Татьяна Юрьевна, показывая кончиком сигареты на Лешу, — то могу сказать, что он в отличие от своего коллеги вел себя не агрессивно и, насколько я поняла, представился своим собственным именем. Лично я не вижу в его поступках какого-либо криминала.
— Разберемся, — многообещающе ответил Игорь Игоревич и перевел сонные глаза на меня и Лешу. — В машину, оба!
— Его-то за что? — спросил я, поднимаясь с кресла. — Сказали же ясно: криминала нет.
Леша густо покраснел. Игорь Игоревич неожиданно зло рявкнул:
— Молчать!
Татьяна Юрьевна кивнула мне напоследок и певуче произнесла:
— Чао, братишка!
«Может быть, это вовсе не она была в подъезде Лепетихи?» — подумал я, выходя из холла на веранду.
Если начал сомневаться — дело труба.
«Нет-нет! — поспешил исправиться я. — Не может быть! Ошибка исключена. У меня отличная зрительная память. И номер телефона — самая веская улика. Лепетиха сказал мне: начинается на „девяносто“. В памяти определителя другого такого телефона не было. Значит, кем бы ни была эта женщина — Эльвирой или Татьяной, с ее офисного телефона кто-то звонил Лепетихе и заказывал убить меня. И это есть истина… »
С такими мыслями я вышел из особняка, с наслаждением вдыхая свежий утренний воздух. Кныш на секунду поровнялся со мной и едва слышно произнес:
— Ну и дурак же ты, батенька.
Я с чистым сердцем пожал ему руку.