Закон волка

Ватера слушал меня, уставившись в тарелку с солеными огурцами. Потянулся за ними, взял парочку, с хрустом надкусил, затем встал со стула и стал ходить по комнате, рассматривая картины и макраме.

Я замолчал. Валера повернулся, держа огурец у рта, как микрофон.

— Патологоанатом пришел к выводу, что похороненная женщина была наркоманкой, — повторил он мои последние слова. — Так, и что дальше?

— Мне показалось, что ты невнимательно слушаешь меня, — признался я.

— Нет, я очень внимательно слушаю тебя. Как Штирлиц, — ответил Валера. — Только… А огурцы, должен признать, просто потрясающие! Неужели из урожая этого года?

— Прошлого, — ответила Анна.

— Так что «только»? — теряя терпение, напомнил я.

Ответ Нефедова прогремел, как гром среди ясного неба:

— Только все, о чем ты говоришь, мне давно известно.

Мы с Анной переглянулись и в один голос воскликнули:

— Как известно?!

Валера не торопился с ответом. Вернулся на свое место, снова взялся за бутылку и разлил водку по рюмкам. Я испугался, что он сейчас начнет говорить какой-нибудь пространный тост, и одним махом выпил. Водка не брала.

— Видишь ли, дружище, мы ведь тоже иногда раскрываем преступления, — сказал Валера.

— Как же? — произнес я с таким чувством, словно меня обокрали на крупную сумму. — Вы что же, Милосердову уже взяли и доказали ее вину?

— Пока нет. Но скоро возьмем.

— И ее брата?

— И брата тоже. Хотя его взять будет труднее. Он возглавил Партию радикальных мер, так называемую ПРМ. А эту партию поддерживают некоторые влиятельные лица из окружения президента. Поэтому нам нужен веский повод, чтобы взять Милосердова.

— Валера, ты хочешь сказать, что вам известны все тонкости и детали этого дела? — не мог поверить я.

— Мне не хочется тебя расстраивать, друг мой, но это так.

— И вы знаете, кто убил эту девчонку? — Я кивнул на портрет Васильевой. — Вам известно, что это сделал Малыгин?

Валера вскинул брови и принялся намазывать маслом кусочек белого хлеба.

— Малыгин? — переспросил он. — Какой такой Малыгин?

— Ну вот! — облегченно воскликнул я и хлопнул кулаком по ладони. — Ты не знаешь убийцу Васильевой, а говоришь, что въехал во все тонкости.

Валера вздохнул, отложил бутерброд и в упор посмотрел на меня. В его взгляде что-то изменилось.

— Кирилл, — сказал он голосом, в котором уже не было оттенка насмешки и иронии, — на протяжении достаточно длительного времени ты постоянно путался у нас под ногами, затрудняя работу следственной бригады. Мало того, ты каким-то чудом умудрялся одновременно мешать мафии, милиции и ФСБ. Я несколько раз просил тебя перенацелить свою энергию на какое-нибудь другое дело. Теперь же я просто требую — и как твой друг, и как представитель органов безопасности, — чтобы ты прекратил какие-либо действия в отношении Милосердова, его сестры и всех остальных людей, замешанных в этом деле. Ты понял меня? Я требую!

Вот теперь я узнал прежнего Валеру Нефедова, бывшего начальника особого отдела дивизии, три с половиной года провоевавшего в Афганистане, у которого каждое слово напоминало артиллерийский залп.

— Фу-ты ну-ты! — произнес я. — Напугал! Так заикой сделаешь меня когда-нибудь. А на каком основании ты требуешь, Валера?

— На том основании, — ответил он, аккуратно пристраивая красную икру поверх масла, — что я в отличие от тебя обладаю правом навязывать свою волю другим людям. Я могу даже арестовать тебя.

— Ты это серьезно говоришь?

— Вполне. И по той причине, что ты балуешься, а я работаю.

— Какое же это баловство! — вмешалась Анна, бросившись мне на помощь. — А ты знаешь, сколько раз он жизнью рисковал, ходил по краю пропасти?! Сколько раз его пытались подставить, убить и только чудо спасало?!

— Знаю, — ответил Валера. — Я все знаю. А вот ты не знаешь, сколько раз я клялся набить Кириллу физиономию за эти игры.

Что Валера хорошо умел, так это говорить спокойным, будничным тоном о том, о чем я бы на его месте мог только кричать.

— Кирилл был всего лишь нашей тенью, — продолжал Нефедов, обращаясь к Анне, словно меня не было рядом. — Где-то он шел по нашим следам, где-то мы — по его, но в отличие от нас он действовал грубее, лез напролом, как бык на красную тряпку.

— Тем не менее, — напомнил я о своем существовании, — я и Анна до сих пор живы, а преступление раскрыто.

— Я не ставлю под сомнение талант, ум и храбрость, которыми ты не обделен, — повернулся ко мне Нефедов. — Но у тебя нет главного.

— Чего же?

— Права определять вину людей и наказывать их. И ты сам это понял и потому позвонил мне. Твоя миссия закончена. Ты раскрыл преступление, поставил об этом в известность органы безопасности. Все, спасибо. Жму руку. С меня ценный подарок… А почему мы не пьем?

Представляю, какое было бы выражение лица у Колумба, если бы он после долгих месяцев трудного плавания высадился на «терра инкогнита» и увидел, что испанцы давно открыли и обжили эту землю. Подобный шок, наверное, испытал английский полярник Роберт Скотт, когда добрел до Южного полюса и увидел там норвежский флаг, водруженный экспедицией соперников месяцем раньше. Я не знал что ответить и маргинально поднял рюмку. Валера сочувствующе подмигнул мне. Анна, поддерживая Нефедова, протянула к его рюмке свой фужер с вином. Тонко зазвенел хрусталь.

Я, как сказал бы программист, «завис». Мои пальцы занемели от ледяной водки. Анна и Не федов тоже замерли с протянутыми ко мне руками. Они сейчас были похожи на скульптуру «Рабочий и крестьянка».

— Ну!. — поторопил меня Нефедов.

Когда столкновение наших рюмок, казалось, было уже неизбежно, я поставил свою на стол.

— Нет, я так не могу!

— Ну вот! — произнесла Анна и тоже поставила бокал. — Так всегда. Я уже привыкла.

— Не могу, — повторил я и, чтобы не обидеть компанию, с ходу сочинил версию: — Моим далеким предком был грузин. Во мне плещется горячая кровь. Потому я никогда не прощаю тому, кто меня хоть раз обманул или унизил. — Кажется, у меня появился грузинский акцент. — Я найду Лешку, прижму его к стене, чтобы он задрыгал лапками, да вразумительно объясню ему, кто из нас мужчина, а кто шакал. А потом возьму за ухо и отведу к тому, у кого, как говорит Валера, есть право наказывать.