Страница 66 из 100
30
Я с трудом отстегнул сноуборд и поднялся на ноги. Болели спина, ноги, затылок. Я приложил комок грязного снега к затылку и еще раз позвал Мураша. Лавина — выдохшаяся, умершая — растеклась темной кучей по дну ущелья, накрыв собой голубое тело ледника Джанлак. Все, что она прихватила с собой по пути, торчало из-под снега — перемолотые стволы деревьев и раскрошенные камни, белоснежное чудовище, могучее и стремительное, теперь напоминало мусорную свалку. Божественный экстаз закончился.
— Я уже совсем рядом, — пробормотал я, как только в моем сознании всплыл образ Ирины, и тотчас почувствовал, что это действительно так. До недавнего времени Ирина была где-то далеко, в какой-то абстрактной темнице, и я, ощущая пространственные масштабы, мчался к ней, выбирая по возможности самые быстрые способы передвижения. А теперь вдруг, когда осталось сделать последний шаг, стал невольно придерживать порыв и уже не считал разумным мчаться к месту обрушения ледника сломя голову.
Я еще раз позвал Мураша и сделал несколько шагов по снежной мешанине. Скалы, снег, ледяные глыбы плыли перед глазами. Я никак не мог отдышаться. А хватит ли у меня сил помочь Ирине? Лавина, позволив воспользоваться своей энергией, вытянула из меня мою энергию. Я ухватился рукой за сосновую ветку с куцей челкой из длинных иголок, торчащую из снега как флагшток, и тотчас услышал слабый стон. Я выпрямился и заметил лунку, из которой вился едва заметный пар. Побежал к ней и едва не наступил на розовую, будто освежеванную руку. Опустился на колени, разрыл лунку и увидел Мураша.
— «Снег бывает теплым… только в жизни раз, — прошептал он, — когда смерть-старуха прибирает нас…»
Я разгребал снег двумя руками.
— Снег бывает теплым и тогда, мой друг, — продекламировал я, — если ты со страху обмочился вдруг.
Так, замечательно. Откопал руки, ноги, прикованные к сноуборду, голову. Не считая потерянной бан-даны, все на месте, вот только лицо… Левая половина окрасилась в лиловый цвет, глаз заплыл. Просунув руки ему под мышки, я потянул вверх тяжелое тело. Мураш сел, из его носа хлынула кровь, растекаясь по подбородку и по куртке. Я слепил снежок и приложил его к переносице Мураша. Тот тяжело дышал, хлюпал носом, пытаясь втянуть кровь обратно. Кряхтя и скрипя зубами, он все же поднялся на ноги, оперся о мое плечо и огляделся.
— Странно, — пробормотал он, каким-то нехорошим взглядом рассматривая меня. — Я ничуть не сомневался… Я был совершенно уверен, что вы погибли. Повезло.
— Мне?
Он оперся о доску, как о костыль и сделал шаг. Скривился от боли, застонал и осторожно сделал шаг, второй и сел на снег. Я стащил с него ботинок и оголил ногу. Признаков перелома я не нашел, но ступня, как и лицо, распухла и посинела.
— И надо было тебе со мной спускаться? — произнес я.
— Чего теперь говорить… Далеко нам еще?
— До того места, где мы проводили спасательные работы, километра три, — ответил я, отрывая от подкладки своего комбинезона полиэтиленовый мешочек с запасной фурнитурой. — Хорошо, если меня ждут именно там, а не дальше.
Я вытряхнул из пакетика металлические детальки и наполнил его снегом. Плотно завязал горловину и приложил к гематоме.
— Дойду, — бормотал Мураш, натягивая на распухшую ногу носок. Он не без усилий обулся и снова встал. Сначала переставил доску, как костыль, затем оперся на нее и сделал шаг. Отдышался, пощупал заплывший глаз и снова: доска — нога — отдых, доска — нога — отдых…
— Вот что, дружок, — сказал я. — Такими темпами мы за неделю не дойдем… Давай-ка цепляйся за меня.
Ни слова не говоря, Мураш схватил меня за плечи и без церемоний навалил на меня все свои килограммы. И сразу тупой болью напомнили о себе и нога, и спина, и плечо. Пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать крепкий мат. Не переоценил ли я свои силы? Сколько смогу протащить Мураша по бездорожью?
Я пошел по самой кромке травяного склона, за которой начинался ледник. В этом месте он был широким и напоминал гигантскую стиральную доску. Трудно было поверить, что эти ледяные глыбы находились в беспрерывном движении, сползая сантиметр за сантиметром вниз, где таяли, превращаясь в десятки быстрых и шумных ручьев.
Моих сил хватило ненадолго, я остановился и повел плечами, давая Мурашу понять, что на этой остановке ему сходить. Мураш сполз с меня и сел на траву. Я смотрел на его распухшее лицо, запекшуюся кровь и чувствовал себя виноватым. Выглядел он плохо. И снег снова пошел некстати. Меня начло знобить, холод проникал под комбинезон, студил спину, добирался до груди.
Не знаю, каким было в этот момент мое лицо, но Мураш даже вздрогнул, приподнял голову и спросил:
— Вы меня не бросите?
— А ты не умрешь?
— Теперь нет, — ответил Мураш, снова опуская голову на траву. — Так уже близко… Отец не позволит. Я сперва должен найти его.
— Тебе в больницу надо, Антон.
— Ага, — пробормотал он. — Вон она, совсем рядом, за тем черным валуном. Красивая, высокая, с большими окнами… Тепло, уютно, и медсестры, как богини…
— Медпункт должен быть в поселке Мижарги. Это недалеко.
— А вы думаете, я дойду туда сам?
— Я тебя туда отведу, — сказал я, впрочем, не слишком уверенно. — А если я не смогу — отведет Альбинос. Или кто-то еще…
Мураш усмехнулся, и усмешка была похожа на гримасу.
— Они меня убьют, порубят на мелкие кусочки и скинут в шурф.
— В какой еще шурф?
— Который заставят вас вырыть.
Я опустился перед Мурашом на корточки.
— Антон, ты что-то предполагаешь или что-то точно знаешь?
Мураш ничего не ответил и стал медленно, мучительно подниматься на ноги. Он хватался за мой комбинезон, судорожно мял его и напоминал альпиниста, висящего над пропастью на кончиках пальцев. Я поддержал его под локти. Его лицо оказалось так близко от моего, что я увидел, во что оно превратилось. Это была жуткая маска. Мороз прошел у меня по коже.
— Что вы на меня так смотрите? — подозрительно спросил Мураш, глядя на меня уцелевшим глазом. …Через полчаса я опустил Мураша на траву и повалился рядом с ним. Я дышал как загнанная лошадь. Удары сердца отдавались в висках. Комбинезон промок изнутри от пота. Надо сделать передышку, иначе свалюсь вместе со своей ношей… Я приподнял голову. Слишком быстро темнеет. Надо идти.