Путь мертвеца

Окрестности огласились хлопающими звуками, словно целая стая воронов слетелась разом попировать на останках. В воздухе перед Девликом появилось около десятка фигур, но впереди остальных парили три. Плечистый и дородный человек, оказавшийся в центре, повелительно взмахнул рукой и Девлик, вслед за этим безмолвным приказом, опустился перед ними на землю. Рэмарде смотрел на него, улыбаясь, но при этом несколько растерянно. Как он был похож на Айлура! Девлик видел это очень ясно. За правым плечом Рэмарде пыхтел пузатый, как всегда голый по пояс и лысый Бьлоргезд, а слева кутался в непременный балахон Фонрайль. Наружу торчал только его острый нос.

– Ты славно поработал! – похвалил Рэмарде, покровительственно улыбнулся и быстро, цепко огляделся вокруг.

– Много трупов! Славное побоище! – поддакнул Бьлоргезд. Фонрайль молча спланировал мимо Рэмарде и опустился около Девлика. Заглянув ему за спину, он издал недовольное хмыканье.

– Ничего нет, – пробормотал он. – Кое-кто, кажется, не понял, куда он попал?

– Оставь пока! – недовольно скривился Рэмарде. – Мне кажется, у нас здесь есть гораздо более серьезная неприятность, чем отсутствие твоей булавки.

– Да! – снова поддакнул Бьлоргезд. – Где этот сопливый франт? Где Эйэе?

– Его больше нет, – покорно ответил Девлик. Он почему-то никак не мог совладать с руками, ходящими ходуном, да и голова тоже мелко тряслась, и губы. Что такое с ним творится?

– Этого не может быть! – прошипел Фонрайль. – В тот самый момент, когда мир лишится Эйэе, его равновесие нарушится и он растворится в Хаосе!

– Быть может, мы ошибались в этом? – задумчиво спросил Рэмарде.

– Нет! – зло воскликнул Фонрайль. Бьлоргезд тупо переводил взгляд с одного брата на другого. – Он не мог погибнуть. Айлур не мог побороть его!! Эйэе обязан был вернуться сюда и снова отправиться в Антимир с пойманным в ловушку сердцем.

– Перестань сердиться! – повысил голос Рэмарде. – Ты бесишься оттого, что весь твой хитрый план провалился, но как я вижу, ничего по-настоящему страшного не случилось. Так или иначе, мы убрали с дороги обоих – и Айлура, и Эйэе. Мы победили, и не важно, где теперь сердце Перворожденного света.

Некоторое время Черные Старцы молча разглядывали поле боя; Рэмарде довольно кивал головой, Бьлоргезд наслаждался, слушая крики раненных, а Фонрайль упорно глядел себе под ноги.

– Я думаю, в отлаженный механизм нашего плана попала песчинка предательства. Шестеренки еще проворачиваются, но скоро наступит решающий момент, когда все развалится. Проклятый Мертвый Восток! Он ослабил чары и позволил мертвецу выйти из повиновения. Он неспроста вынул булавку.

– Это уже слишком! – вяло отмахнулся Рэмарде. – Ты просто сошел с ума от подозрительности.

Все это время Девлик неподвижно, в молчании стоял рядом с поникшей головой и дрожащим телом. Ему казалось, что он тает, тает как сугроб, попавший под жаркое весеннее солнце. Не было никаких сомнений – дни его сочтены, а конец близок. Впрочем, это даже к лучшему! Все будет так, как хотел тот, другой, живущий в глубине сознания: смерть, темнота, небытие. Ненадолго задержавшись в этом постылом мире, он отправится вслед за Эйэе. Внезапно Девлик вспомнил последний миг перед смертью Селенгура. Он встрепенулся, ибо заклятие требовало повиновения Старцам и служения им, а то, что открылось перед мятущимся разумом, было заговором, направленным против уцелевших Мелисеев. Девлик поднял голову и захрипел, пытаясь издать хоть звук. С непослушного горла посыпались чешуйки пепла; раздалось жуткое сипение, словно из-под крышки кастрюли вырывался пар.

– Сердце Эйэе до сих пор существует! – хотел крикнуть Девлик, но не мог… Рэмарде и Бьлоргезд удивленно смотрели на него, а Фонрайль, раскрыв рот, пятился назад, где плотной, безмолвной толпой стояли прислужники Старцев. Изогнувшись, мертвец расправил плечи и запрокинул голову. Плоть его лопалась и слезала, кости трещали, остатки одежды отрывались и отлетали прочь.

Солнце уже склонялось к вечеру, протягивая длинные, оранжевые лучи вдоль склона горы, раскрашивая все вокруг в насыщенные и спокойные тона. Но в тот момент показалось, что светило передумало и снова забралось в зенит, засветилось с прежней, полуденной яростью. Золотой свет вспорол грудь корчащегося Девлика и вырвался на просторы луга несколькими потоками – тонкими, безжалостными копьями, находящими оторопевших жертв и пронзающими их на месте. Сияние, крошечное солнце, поглотившее верхнюю половину мертвеца, одного за другим поразило всех, кто стоял рядом. Первым был Рэмарде: проткнутый лучом, он один миг смотрел на Девлика из-за завесы золотого свечения. Затем его окружили потоки горячего воздуха, размывающие фигуру Старца. Тот раскрыл рот, чтобы закричать, или выплюнуть проклятие – да так и растворился, расплылся, как попавший в воду кусок сахара. Дольше всего держались глаза, которые до последнего буравили Девлика пронзительным, ненавидящим и беспомощным взглядом. Потом растаяли и они.

Бьлоргезд, получив в грудь тонкий острый луч, лопнул гнилым пузырем, разбрызгивая вокруг мерзкие желто-зеленые пятна. От него остались лишь штаны, свалившиеся наземь безобразной серой кучкой.

Фонрайль успел дернуться, словно надеясь увернуться от луча, сжаться, спрятаться, убежать. Это ему не удалось: Перворожденный свет распорол мешковатый балахон, как старую подушку, выпотрошил, отбросил далеко прочь. Одежды Старца вяло распластались, падая на землю так, будто бы внутри них никогда не было тела.

Несколько мелких лучей без труда достали и тех, кто пришел вместе со старцами. Их тела тоже лопались, взрывались, распадаясь на дымящиеся желтые куски: это были пордусы, искусственные люди из глины.

В конце концов Девлик был ослеплен сиянием, лившимся из собственной груди. Вдруг он начал задыхаться и непроизвольно схватился за горло, через которое не мог пройти воздух. Ему не приходило в голову, что мертвецу незачем дышать: пальцы, на которых уже почти не осталось плоти, неловко зацепили последние лоскутья гнилой кожи и оторвали ее, как трухлявую кору с пня. Тут же все тело колдуна охватил нестерпимый зуд. Он завыл, упал и начал кататься по земле, отчаянно колотя по ней конечностями и оставляя в измятой траве клочья одежды и плоти. Сквозь волны овладевшего им безумия Девлик слабо ужасался, представляя, как превращается в голый скелет, тонкие черные кости, которые уже не смогут больше двигаться.

Постепенно зуд стих, и вскоре Девлик смог спокойно лежать на спине, неподвижно глядя в небо. Век у него не было – так ему казалось. Тела тоже. Оставалось дождаться, когда не особо привередливая ворона согласиться склевать протухшие, гнилые мозги. Вот так конец! О нем можно было только мечтать.

Что-то теснило, давило ему грудь… Колдун судорожно дернулся, и вдруг вздохнул, набрав полные легкие прохладного, пахнущего травой и гарью воздуха. Его затрясло: сей же момент он заморгал, хлопая «несуществующими» веками и больно прикладываясь спиной к земле, полной острых мелких травинок. Кое-как справившись с собой, колдун застыл снова. Он боялся посмотреть на себя, боялся спугнуть это прекрасное, но наверняка обманчивое чувство. Ему грезилось, что он опять превратился в живого человека! Дышит, осязает, обоняет! Раскрыв глаза во всю их ширь, бывший мертвец смотрел в небо. Восточная его часть уже почернела, вершина небесного купола стала багрово-золотой, усеянной маленькими розово-серыми кучевыми облаками.

Рука колдуна медленно поползла по земле и коснулась бедра. Оно было теплым и упругим, покрытым прекрасной человеческой плотью – налитой жизненными соками, с гладкой кожей, такой приятной на ощупь, словно это было тело новорожденного младенца. Колдун провел ладонью по груди, ощущая, как мощно и ритмично двигаются ребра, как ровно стучит под ними сердце. Горло снова было на месте, а подбородок покрывала такая нежная кожа, словно там никогда не росла щетина. Наконец, пальцы нащупали волосы. Настоящие волосы, которых у Девлика не было с давних пор – вот уже много, много недель!