Страница 6 из 6
Я задумался.
- Мама говорит, что быть писателем - это благородное призвание, припомнил я, - она говорит, что каждый, кто может писать книги, должен гордиться этим и радоваться, потому что он дает людям счастье и заставляет их забывать все неприятности. И еще она говорит, что, если собираешься стать писателем, нужно быть очень хорошим человеком, чтобы быть достойным помогать другим, учить их.
- И ты стараешься быть хорошим, Поль? - спросил меня незнакомец.
- Да, - отвечал я, - но очень трудно быть совсем хорошим, - конечно, пока не вырастешь!
Он улыбнулся, но скорее своим мыслям, чем моим словам.
- Да, - сказал он, - я тоже считаю, что трудно быть хорошим, пока не вырастешь. Вероятно, все мы станем хорошими только когда будем совсем взрослыми.
Услышав такие слова от джентльмена с седой бородой, я был озадачен.
- А что еще говорила тебе твоя мама о литературе, - спросил он, - ты не помнишь?
Я снова задумался, и мне вспомнились ее слова.
- Она говорит, что тот, кто может написать великую книгу, более велик, чем сам король, что дар писать книги дается человеку в залог свершения и поэтому писатель никогда не должен забывать, что он - слуга божий.
Некоторое время он сидел молча, опустив подбородок на скрещенные руки, лежавшие на золотом набалдашнике трости.
Потом он повернулся ко мне, положил руку мне на плечо, и его живые ясные глаза приблизились к моему лицу.
- Твоя мать - умная женщина, Поль, - сказал он. - Никогда не забывай ее слов. Вспоминай их, когда станешь взрослым, они будут лучше влиять на тебя, чем болтуны в клубах...
- Ну, а каких ты читаешь современных писателей? - спросил он, немного помолчав. - Читал ты кого-нибудь - Теккерея, Булвера-Литтона, Диккенса?
- Я читал "Последнего барона", - сказал я ему, - и мне понравилось. Я был в Барнете и видел ту церковь. И мистера Диккенса я тоже кое-что читал.
- Ну и что ты думаешь о мистере Диккенсе? - спросил незнакомец, но мне показалось, что этот вопрос его не очень интересовал. Он подобрал с земли горсть камешков и стал сосредоточенно бросать их в воду.
- Я очень люблю его, - сказал я, - он смешной.
- Но ведь не всегда же? - он перестал бросать камешки и резко обернулся ко мне.
- Нет, не всегда, - согласился я, - но больше всего мне нравятся у него смешные места. Я так люблю то место, где мистер Пиквик...
- К черту мистера Пиквика! - воскликнул он.
- Разве он вам не нравится? - удивился я.
- Да нет, в общем я люблю его - или, скорее, любил, - ответил он, просто он мне немного надоел, вот и все. А твоей маме нравятся книги мистера... мистера Диккенса?
- Только не смешные места, - объяснил я ему, - она считает, что иногда он бывает...
- А, знаю! - прервал он меня, и мне показалось, что он сказал это с раздражением. - Немного вульгарен, да?
Меня удивило, как точно он угадал ее слова.
- По-моему, мама плохо разбирается в юморе, - сказал я, - иногда она не понимает даже папиных шуток.
Он снова рассмеялся.
- Ну, а другие места ей нравятся? - спросил он. - Те места, где мистер Диккенс... не вульгарен?
- Да, - ответил я. - Она говорит, что, когда он хочет, он может писать так тонко и нежно!
Сумерки сгущались. Я решил снова спросить его, который час.
- Чуть больше четверти девятого, - сказал он, посмотрев на часы.
- О, мне так жаль, - воскликнул я, - но мне уже надо идти!
- И мне очень жаль, Поль, - ответил он. - Может быть, мы еще встретимся. До свидания.
И, пожимая мне руку, он сказал:
- Ты так и не спросил, как меня зовут, Поль.
- Разве? - удивился я.
- Нет, Поль, - ответил он, - и это заставляет меня думать о твоем будущем с надеждой. Ты эгоист, Поль, а это - начало всякого искусства.
И он так и не назвал мне своего имени.
- Может быть, в другой раз, когда мы снова встретимся, - сказал он. До свидания, Поль, желаю тебе счастья!
И я пошел своей дорогой. На повороте тропинки я оглянулся. Он все еще сидел на скамейке. Его лицо было обращено в мою сторону, и он махал мне рукой. Я тоже помахал в ответ, а потом кусты и ветки деревьев понемногу скрыли его от меня, и в подымающемся тумане зазвучали грубые, хриплые голоса: "Парк закрыт!", "Парк закрыт!".