Человек без души

Утром ее уже не было – лишь диадема с желтой звездой, забытая Хейлой, тусклая и невзрачная, лежала под столом. Отдохнувший Дальвиг пожалел, что подруги нет рядом. Отчего она уходит всегда так быстро, словно там, в далекой Зэманэххе ее постоянно ждут неотложные дела? Сердце кольнула иголочка обиды. Разве так бывает, когда женщина без ума любит мужчину? Впрочем, не ему судить об этом. Он еще слишком неопытен.

Что ж, раз других забот у него на сегодня нет, следует заняться одним важным и неприятным делом, которое не терпит отлагательств. Неспешно позавтракав, Дальвиг вышел на балкон с изуродованной во время штурма и до сих пор не восстановленной балюстрадой. Серую землю замкового двора покрывал иней, похожий на рассыпанную соль. Идущие по своим делам редкие солдаты и слуги растаптывали бело-серые крупинки с громким хрустом. Казалось, пришла зима и это трещит снег.

Бальядер стоял посреди двора и смотрел на пар, выползающий изо рта навстречу красному глазу солнца, выглядывавшему из-за восточной стены.

– Есть ли облако, мною выдыхаемое, Бог? – громко вопрошал он. Тащившая помои молодая служанка шарахнулась от пьяницы прочь и облила себе подол. Слушая ее истошные ругательства с добродушной улыбкой, Бальядер поднял голову и увидал Дальвига.

– О-о-о!! Доброе утро, досточтимый хозяин! Не правда ли, каждое утро прекрасно, чисто и свежо после ночи, наполненной винными испарениями, злой вонью перегоревшего окорока и бесстыдными стонами похотливых женщин? Хотел бы я очищаться от скверны каждый раз, когда вижу восходящее светило! – Не ожидая ответа, Бальядер опустил голову, покачал ею и побрел прочь. Дальвиг посмотрел на его длинную, уныло согбенную тень и пожал плечами. От воспоминаний о Хейле, ее сладострастии и громких криках любви ему очищаться нисколько не хотелось. Вот разве что после употребления слишком большого количества южного вина утром иногда болит голова, но, чтобы избавиться от похмельной мигрени, не нужно солнце! Где-то в Книге есть одно полезное на этот счет заклинание… Поежившись на ветру, Дальвиг безучастно посмотрел, как солнце, едва оторвавшись от кромки стены, пропадает в непроницаемо сером облаке. Запахнув полы халата, он покинул балкон, чтобы одеться и идти на самый верх башни. Там уже давненько томились пленники, которых сегодня следовало наконец использовать.

Еще до завтрака он приказал связать всех троих. Дело представлялось отвратительным, так что хотелось покончить с ним как можно скорее. Дальвиг нарочито медленно поднимался по узкой башенной лестнице, при этом явственно чувствуя, что ему уже не по себе. Глядя себе под ноги, он пытался отвлечься и принялся разглядывать ступени. Все они были иссиня-черные, с ровными кромками. Замку Беорн было не больше пяти сотен лет, и они не успели еще истереться. Пережили, оставаясь такими же, как сразу после рождения, одного хозяина, второго и третьего… Скольких еще могут пережить? Если только вскоре сюда не явятся разъяренные волшебники и не сотрут ступени вместе с башней в порошок. Представив холм из серой пыли на месте Беорна, Дальвиг вздрогнул, сжал зубы и покачал головой. Нет, не бывать этому! Никогда. Он, потомок славного рода Беорнов и сын непокорного, пошедшего против всех остальных, Кобоса, сделает что угодно для своей победы. И сейчас он не колеблясь войдет к беззащитным пленникам и сотворит с ними нечто очень плохое. Плевать, что они безоружны и безобидны. Они служили Симе. Как знать, может, девять лет назад эти обрюзгшие хари состояли в войске, взявшем Беорн? Быть может, именно эти грязные лапы хватали мать Дальвига, а эти вислые губы тянулись к ее нежной коже? Тогда ведь никто не задумывался над беззащитностью жертв и не мучился угрызениями совести.

Когда Эт Кобос подошел к запертой на засов двери, он уже тяжело дышал и скрипел зубами от ярости. Разум его помрачился: он слышал смутные крики и, казалось, вспоминал, как грубая пьяная солдатня с хохотом окружает высокую женщину в разорванном платье. И эти гнусные рожи – среди них!

Пожалуй, теперь он распалился даже слишком сильно. Дальвиг едва сдержал себя – ему хотелось ворваться внутрь и разрубить негодяев на тысячи мелких кусочков!! Несколько раз глубоко вздохнув, он постоял перед дверью, чтобы вспомнить, для чего же пришел. Справа в сундуке – зловещая черная сумка, а внутри нее нечто вроде кочана капусты. Взяв ее и держа перед собой, словно полную зловонной грязи, Дальвиг снова приблизился к двери. Она была почерневшей, покрытой разводами мертвенно-бледного грибка. Пахла плесенью. Какой плохой запах! Слишком много воспоминаний. В детстве он везде и всюду преследовал Дальвига – в башне, во дворе, в заброшенном центральном здании.

Однако, открыв дверь и шагнув внутрь, Эт Кобос понял, что бывают запахи гораздо хуже. В тесной и темной комнатушке стоял настоящий смрад, смешанный из запахов нечистот, застарелого человеческого пота и дрянной пищи вроде сгоревшей пшенной каши. Дух был таким тяжелым и сильным, что вышибал слезу. Застыв на пороге, Дальвиг принялся лихорадочно шарить по карманам в поиске платка. Теперь он всегда носил с собой пару сбрызнутых духами – так присоветовала Хейла, когда обучала хорошим манерам. Вот только в данный момент ни одного из этих приятно пахнущих кусочков ткани в карманах не оказалось. Растерянно оглядевшись, Эт Кобос заметил около своих ног пучок соломы. Видно, он выпал, когда пленникам делали постели, поэтому остался чистым. Подняв пучок, Дальвиг поднес его к носу и с облегчением уловил едва заметный горький аромат травы, долго вбиравшей в себя летнее солнце где-то на речном берегу. Тревожащий и приятный запах сена… Здесь, несмотря на тьму и зловоние, он напомнил Дальвигу о первой встрече с Хейлой и стогах на поляне, в которых они провели вечер. Прекрасный вечер! Прикрыв глаза, он глубоко вдохнул воздух, стараясь слышать только запах сухой травы, и прошептал: «Верирел», что значило «благоухай». Воздух в комнате мгновенно нагрелся и до самого дальнего уголка наполнился ароматами скошенного и как следует просохшего на солнце луга. Не хватало только ветра да жужжания пчел…

Ухмыльнувшись, Дальвиг открыл глаза и прищурился. Пленники лежали у дальней стены, связанные по рукам и ногам, похожие на громадные кули с грязной репой. Стараясь не ступать на кучи гнилой грязной соломы, Эт Кобос немного зашел внутрь. Кули зашевелились, и в полумраке блеснули выпученные глаза. Раздалось глухое мычание: один из пленников рьяно задергался, выползая из своего угла ближе к Дальвигу. Кажется, это был тот самый толстяк, что встретил вернувшегося хозяина замка грубым окриком. Наверное, сейчас ему не терпелось вымолить прощения? Не удержавшись, Дальвиг издал зловещий смешок. Указав рукой на кляп, черную тряпку, торчащую изо рта пленника, Эт Кобос повелел ей исчезнуть.

– Патирел!

Слабые, простенькие чары, но связанный толстяк заскулил и застыл, вжимаясь затылком в каменный пол. Рот его уже был свободен, но он не мог вымолвить ни слова от страха. Уничтожив путы на его коленях, Дальвиг брезгливо ткнул трясущегося пленника носком сапога в ляжку.

– Двигайся, свинья! Вставай на колени!

– Г-господин! – наконец вымолвил тот, поспешно переваливаясь на брюхо и пытаясь приподняться. – Господин, вы уже так сильно наказали нас! Простите, позвольте нам стать вашими рабами!

– Это как раз то, что я собираюсь сделать, – весело признался Дальвиг. Толстяк, казалось, приободрился и не услышал зловещей иронии в голосе мага. С удвоенными силами он задергал жирными плечами и оттолкнулся от пола, чтобы кое-как выпрямиться на коленях.

– Мы будем служить вам так верно, как не служит никто другой! – уверил он, смотря в лицо Эт Кобоса преданным взглядом заплывших глазок. На серых щеках виднелись полосы слез, бежавших по ним вниз, к жалкой поросли бороды на самом краю нижней челюсти.

– И это тоже входит в мои намерения, – кивнул Дальвиг.

– Я уже обожаю вас! – воскликнул толстяк. – Любая ваша прихоть доставит мне удовольствие! Быть тряпкой для вытирания ног? Вылизывать каждое утро ваши сапоги? Что угодно, мой повелитель!!