Протекторат

Однако Терра-Сицилия не была захваченной планетой. Власть на ней принадлежала сицилианским Семьям, объединенным в правящую олигархию, в руках которой было сосредоточено свыше восьмидесяти процентов всей планетарной экономики, а остальные двадцать в той или иной мере зависели от нее. Семьи располагали мощной, хорошо оснащенной наземной армией, которая скромно именовалась полицией; при необходимости ее могли укрепить полтора миллиона так называемых «резервистов» из состава личных гвардий всех крупных и мелких донов. К тому же было бы наивно полагать, что попытки свержения Семей вызвали бы всенародную поддержку и одобрение. Власть олигархии была преступна и аморальна, однако в течение многих поколений сицилианцы приспособились к ней, научились с ней ладить, и благосостояние большинства жителей Терры-Сицилии было прямо или косвенно связано с благосостоянием той или иной из Семей. Наученные опытом других олигархий, которых губила собственная жадность, сицилианские Семьи предпочитали делиться с окружающими куском жирного пирога. И в результате народ не очень-то хотел перемен, которые вместо нынешнего гарантированного достатка сулили им лишь неопределенность в будущем.

— Это безумие, — сказал Конте. — Это прямой путь к кровопролитной гражданской войне. К войне, первыми жертвами в которой станут наши родные и близкие — все те, кто связан с Корпусом, но живет на Терре-Сицилии. Разве вы этого не понимаете? Разве не понимал этого сам адмирал?

— Он все понимал, командующий. Поэтому потратил на разработку и воплощение своего плана целых семь лет. Когда вы ознакомитесь с этими документами, — Валенти пододвинул к Конте папку, которую принес с собой, — то вам станет ясно, что слухи о неуязвимости Семей слишком преувеличены, а для их устранения от власти необязательно развязывать гражданскую войну. Наше командование отчасти само культивирует миф о недопустимости нарушения баланса сил между Корпусом и Семьями — оно боится взять на себя ответственность за грядущие перемены, не хочет пачкать рук, вычищая из этих авгиевых конюшен скопившееся веками дерьмо. Но ведь должен же кто-то этим заняться! Терра-Сицилия наша родина — моя, ваша, девяноста процентов наших сослуживцев. Разве вы не испытываете стыд и досаду от того, что во многих населенных мирах слово «сицилианец» ассоциируется не столько с офицерами и солдатами Корпуса, сколько с коррупцией, торговлей наркотиками и наемными убийцами мафии? Лично мне стыдно.

Конте целиком разделял эти чувства. Как, впрочем, и большинство его сослуживцев, которые нередко сталкивались с двойственным отношением к себе со стороны жителей других планет — даже тех, что находились под защитой Корпуса. Стереотип «Терра-Сицилия — планета военных и мафиози» был силен во всей Ойкумене. Неприятный стереотип, который, надо признать, имел под собой серьезные основания и сильно вредил имиджу Протектората…

Конте быстро взглянул на Валенти, взял в руки предложенную им папку и открыл ее. Какой и ожидал, она не содержала никаких электронных записей — одни только отпечатанные на бумаге текстовые материалы, таблицы, схемы и графики. Судя по их количеству, даже беглое знакомство с ними отнимет у него не менее получаса.

На самом деле Конте пришлось потратить почти вдвое больше времени, чтобы хоть в общих чертах вникнуть в суть замысла адмирала Сантини. Валенти молча сидел на своем месте и ждал, не проявляя ни малейших признаков нетерпения и не пытаясь вставлять комментарии. Конте оставалось лишь подивиться его выдержке и хладнокровию.

Отложив последний листок, Конте еще несколько минут помолчал в задумчивости, затем перевел взгляд на начальника штаба.

— Что ж, — произнесен, — я должен взять свои слова обратно: свержение Семей без гражданской войны теоретически возможно. Однако для этого придется заплатить слишком высокую цену, которая фактически сводит на нет все благие намерения адмирала. По сути, он планировал не революцию, а банальный дворцовый переворот, собираясь оставить в неприкосновенности всю политическую и экономическую систему — только и того, что места донов и их приближенных займут офицеры Корпуса. Это, — Конте ткнул пальцем в стопку бумаг, — всего лишь замена нынешнего корпоративного фашизма на откровенную военную диктатуру.

— Совершенно верно, командующий. Чтобы преодолеть инерцию общества и избежать социальных потрясений, нужен переходный период десять, максимум двадцать лет, в течение которых будут поэтапно произведены все необходимые политические и экономические реформы.

— Гм-м. А вам не кажется, что это опасно? Опасно прежде всего для Корпуса — в том виде, в котором он существует. Адмирал не боялся, что созданная Семьями система власти, которую он собирался сохранить на переходный период, окажется настолько привлекательной и соблазнительной для тех, кто встанет у ее руля, что они не захотят никаких реформ? Что наш Корпус, вместо того чтобы принести на планету свободу и демократию, сам проникнется криминальным авторитаризмом Семей и превратится в такую же банду безнравственных ублюдков?

— Ну, я бы не стал выражаться так категорично, — заметил Валенти, — но кое в чем вы все же правы: любая власть развращает, а власть абсолютная, которой обладают Семьи, развращает абсолютно. Поэтому адмирал Сантини был очень осторожен с выбором людей, которым предстояло взять в свои руки такую огромную и развращающую власть. Поэтому он так хотел привлечь вас на нашу сторону — он считал вас одним из самых честных, скромных и неподкупных офицеров Корпуса. Эти качества, вкупе с выдающимися организаторскими способностями, в перспективе делали вас одним из лидеров предстоящего восстания.

— Скорее путча, — уточнил Конте. Как всегда, он почувствовал себя неловко от такой неприкрытой похвалы, но благодаря выработанной с годами привычке сумел это скрыть. — Да и в любом случае ваш план потерпел фиаско. Ведь адмирал Сантини убит, а Микеле Трапани предупрежден о возможности переворота.

— Не совсем так, командующий. Как я уже говорил, Трапани считал, что адмирал просто покушался на его личную власть. Если бы он подозревал правду, то натравил бы на него все Семьи, а не только Маццарино. Теперь же Микеле Трапани успокоился, и мы можем продолжать свое дело. Конечно, без такой выдающейся личности, как адмирал Сантини, без его популярности и влиятельности, в Корпусе нам будет очень трудно, но… — Валенти сделал паузу и выразительно посмотрел на Конте. — Но абсолютно незаменимых людей не бывает. На место одного павшего бойца должен встать другой.