Страница 47 из 97
– Он проверяет, живы они или нет.
– А что, если один из них умер?
– Условие поставлено некорректно, его нужно сформулировать иначе. Если хотя бы один из Отворяющих жив, то всё в порядке, но если все Отворяющие адепта мертвы, Источник незамедлительно убивает его.
Не думаю, что кому-то приятно было бы узнать, что его жизнь напрямую зависит от здравия других, пусть даже близких и родных ему людей. Мне стало не по себе при мысли о том, что каждый раз, вызывая Образ, я рисковал быть уничтоженным. Ведь если бы с Даной произошёл несчастный случай…
– Дрянь дело, – мрачно произнёс я. – Чем дальше в лес, тем больше дров.
– Это вовсе не так плохо, – возразила Бренда. – Было бы хуже, если бы Источник не контролировал своих адептов.
– Было бы лучше, если бы Источник контролировал их как-то иначе.
– И как же?
– Ну… Следил бы за состоянием их психики, анализировал их поступки и намерения…
– И отделял зёрна от плевел, – с иронической усмешкой добавила Бренда. – Берёг бы агнцев и уничтожал козлищ. Это же чистой воды антропоморфизм, Артур! Даже если Источник разумен, то вряд ли он разумен по-человечески и вряд ли способен судить о людях по человеческим меркам. Откуда нам известно, что есть в его понимании зёрна, а что – плевела, кто для него является агнцем, а кто – козлищем? Какие у него критерии добра и зла, и существуют ли эти критерии вообще? Если Источник разумен, то он поступает мудро, не пытаясь судить нас. Он лишь устанавливает правила игры, которым мы обязаны следовать неукоснительно, и квинтэссенцию этих правил можно выразить одним чётким императивом – мы должны оставаться людьми.
– Уж больно жестокие эти правила, – заметил я.
– Не нравится, не играй, – ответила Бренда. – Забудь про свой Образ и довольствуйся Формирующими. Впрочем, я уверена, что ты никогда не откажешься от обретённого могущества. Сейчас меня беспокоит другое – шаткость нашего положения. После глупой выходки Даны мы все оказались в зависимости от одного человека – от Дейрдры. Это очень опасная ситуация, и её нужно в экстренном порядке менять.
– Как?
– Элементарно. Каждому из нас следует произвести повторные запечатления, и для пущей верности нам желательно иметь не по одному, а по несколько Отворяющих.
Я содрогнулся от ужаса.
– Бренда! Что ты говоришь?! Ты представляешь, к чему это приведёт?
– Я всё понимаю, Артур, – кивнула сестра. – Но пойми и ты, что альтернативы этому нет.
Я тяжело опустился на траву и прислонился спиной к парапету.
– Ошибаешься, – сказал я. – Альтернатива есть – жить в постоянном страхе перед внезапной смертью.
– Это безумная альтернатива, – ответила Бренда, садясь рядом со мной. – В буквальном смысле безумная – это кратчайший путь к паранойе.
– А то, что ты предлагаешь, чревато шизофренией. Или маниакально-депрессивным психозом. Я ещё не знаю, сколько мне потребуется Отворяющих, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности; но точно знаю, сколько женщин нужно для того, чтобы поставить меня на грань сумасшествия. Двоих достаточно – Даны и Дейрдры. А что уж говорить о большем их числе.
Бренда положила одну руку мне на плечо, а другой нежно провела по моей щеке.
– Ты слишком мнителен, братец, вот и всё. Мне бы твои заботы.
Я заглянул в её глаза и увидел там боль и тоску.
– У тебя проблемы с мужчинами, сестричка?
Она отвела взгляд и тихо ответила:
– Да.
– Из-за твоего бывшего мужа?
– Нет, из-за Брендона. Если я ещё раз влюблюсь, он точно сойдёт с ума.
– Но почему? – удивлённо спросил я.
Бренда горько вздохнула.
– Ты мог бы и сам догадаться. Другие – нет, а ты мог бы. Ведь никто, кроме тебя и мамы, не знает, насколько прочные узы связывают меня и Брендона.
Я застонал, мысленно ругая себя за несообразительность, и рывком привлёк к себе Бренду.
– Бедная сестричка! Боже мой, боже мой…
Она заплакала, крепко прижавшись ко мне, а я гладил её по спине, не в силах найти слов утешения, которые, в сущности, были бы бесполезны. Я не мог представить себя на месте Брендона, но я понимал его, также как понимал и всю глубину личной трагедии Бренды. Да, действительно, бог (если он есть) сыграл злую шутку с моими близняшками в ту самую ночь, когда они только были зачаты…
Выплакавшись, Бренда отстранилась от меня и, то и дело всхлипывая, заговорила:
– Вся наша беда в том, что мы слишком ТЕСНО связаны дуг с другом. Конечно, мы можем ослаблять наш контакт до минимума, но только при условии, что держим свои эмоции в узде. Но если… если кто-то из нас…
– Да, я понимаю, – сказал я. – Я помню, что с тобой происходило, когда Брендон оказался в постели с Даной.
– Вот-вот! Я чувствовала то же, что чувствовал и он.
– Но насколько я мог судить, – заметил я, – тебе было хорошо. Ты сама это сказала.
– Да, и в этом наше отличие. Я смирилась с мужской сущностью Брендона и вместе с ним получаю удовольствие от его близости с женщинами. А он… он агрессивен и нетерпим. Всё его естество протестует против моей женственности. Достаточно мне почувствовать влечение к мужчине, как ему становится тошно. И в этом нет его вины – таков он по природе своей. Брендон стопроцентный гетеросексуалист, для него отвратительна сама мысль о близости с мужчиной, и когда я впервые влюбилась… – Сестра ненадолго умолкла, смахнула с ресниц слёзы и продолжила:
– Это было в первый и единственный раз. Тогда я совершенно потеряла голову! Я решила порвать с Брендоном, покинула Царство Света и вышла замуж, но… но… – Её затрясло от нового приступа рыданий.
Я обнял Бренду и ласково сказал:
– Дальше не надо, дорогая. Я знаю, что с вами происходило.
– От кого? От мамы?
– Неважно от кого. Знаю и всё. И теперь я понимаю… – Тут я осёкся.
– Что ты понимаешь?
Я промолчал, боясь ещё больше расстроить сестру. Наконец-то я понял действительную причину столь болезненной реакции Брендона и Бренды, когда речь заходила об отношениях между ними. Я даже не подозревал, как близок был к истине, говоря брату, что на воре шапка горит. Для них обоих кровосмешение было бы благом, решением всех их проблем… если бы оно было возможным. И те слова, которые вырвались у Бренды, когда я водил её к Источнику, и которые так озадачили и встревожили меня, на самом деле относились не ко мне, а к другому её родному брату…