Страница 36 из 97
Я досадливо поморщился.
– Бранвена, не заводись! По-моему, мы уже всё обсудили.
– Э нет, дорогой, погоди. Если ты такой бессердечный в отношении меня, то и я могу ответить тебе той же монетой. К примеру, сболтнуть невзначай одному из наших придворных сплетников, что Пенни твоя дочь и одновременно двоюродная сестра. Ах, какое пикантное родство!
Внутри у меня похолодело. За себя я не опасался – ведь я король, что хочу, то и делаю, – но моя дочь, Пенелопа! Снова косые взгляды, снова холодок и отстранённость, скрытое осуждение в глазах окружающих – а как же, дитя греха. И всё моё могущество, моя власть, мой авторитет окажутся бессильными перед предрассудками. А позже кому-нибудь да придёт в голову, что раз в этой семейке нашлась парочка кровосмесителей, то могут быть и другие, например, Брендон с Брендой – вон ведь какие они милашки, а Бренда, к тому же, избегает мужчин…
– Нет! – воскликнул я. – Ты не сделаешь этого!
В улыбке, которой Бранвена одарила меня, сквозила мука и горечь.
– А вот и сделаю. Будь в этом уверен.
– Ты поступишь подло!
– Ну и что? Пусть я потеряю дружбу Пенелопы, зато отомщу тебе. А для отвергнутой женщины нет большего утешения, чем месть.
Я облокотился на колени и закрыл лицо руками.
– Ты шантажируешь меня.
Бранвена нервно хихикнула.
– Наконец-то ты догадался. Браво!
Мне отчаянно хотелось заплакать от ярости и бессилия. И от злости на самого себя. Я ни на минуту, ни на секунду не должен был забывать, что за невинной внешностью Бранвены прячется коварная и расчётливая ведьма, пекущаяся единственно лишь о собственном благе. Я не должен был доверять ей. Я должен был предостеречь Пенелопу от дружбы с ней; я просто обязан был воспрепятствовать их сближению. Бранвена использовала мою дочь, втёрлась к ней в доверие и выведала её тайны. Как это подло, низко, отвратительно!.. В тот момент я ненавидел Бранвену всей душой и готов был убить её.
– Сколько? – спросил я.
– Что «сколько»?
– А то ты не понимаешь! – с циничной ухмылкой произнёс я. – Сколько я должен тебе за молчание? Сколько раз в месяц мне придётся трахать тебя, чтобы ты держала свой мерзкий язык за зубами?
По мере того как я говорил – медленно, внушительно, с расстановкой, – лицо Бранвены всё больше краснело. Затем она несколько долгих секунд смотрела на меня широко распахнутыми глазами, в которых застыл ужас вперемешку с недоверием и изумлением, а её плотно сжатые губы нервно подёргивались, предвещая истерику.
– Ты!.. Ты!.. – Бранвена протянула ко мне руки, и я подумал было, что сейчас она накинется на меня и расцарапает мне лицо, как вдруг она вся сникла, бросилась ничком на траву и горько зарыдала.
Я молча сидел рядом, не предпринимая никаких попыток утешить её, но и дальше унижать не собирался. По правде говоря, мне было стыдно за то, что я сказал. Это было явное превышение необходимой меры самообороны. В пылу гнева я совершенно позабыл, что Бранвена, в сущности, ещё ребёнок, к тому же, если верить её словам (а я не видел причины не верить ей в этом), она ещё не знала ни одного мужчины.
Бранвена плакала долго и упоённо. Потом она неподвижно лежала, спрятав лицо в траве, и лишь плечи её изредка вздрагивали. Глядя на неё, я начинал испытывать угрызения совести. Чёртова моя сентиментальность!
Наконец Бранвена поднялась и села, расправив на коленях своё уже порядком помятое платье. Без всяких слов я вынул из кармана чистый носовой платок и вытер от слёз её заплаканное личико. Она перехватила мою руку и прижалась к ней губами. В ответ мне не оставалось ничего другого, как обнять её и чисто по-братски поцеловать её в лоб.
– Извини, милая, – сказал я. – Я не должен был так говорить.
– Это ты извини, я сама напросилась, – ответила Бранвена, крепче прижимаясь ко мне. – Ты такой неуступчивый, а я… я совсем потеряла голову. Мне так обидно… – Она всхлипнула. – Ведь я желанна, я очень желанна. И сейчас я возбуждаю тебя… Не отрицай, я это чувствую.
– Я и не думаю отрицать, Бранвена. Как и всякого нормального мужчину, меня возбуждает близость хорошенькой женщины. У нас с этим гораздо проще, чем у вас, женщин. Это рефлекс в голом… в чистом виде.
– В чистом виде, в голом виде, – томно произнесла она. – Так не подавляй свой рефлекс. Давай забудем обо всём и займёмся любовью. Тебя от этого не убудет, а я хоть ненадолго стану счастливой. Я хочу отдать тебе свою невинность – только тебе, тебе одному, и никому, кроме тебя.
– Бранве…
– Помолчи, выслушай меня. Ведь я не требую от тебя никаких обязательств, вообще ничего – кроме того, чтобы ты дал волю своим рефлексам в их чистом… в голом виде. Впрочем, если тебе угодно, ты можешь даже не раздеваться.
– Это вовсе не смешно, Бранвена.
– А я не шучу, Артур. Я прошу тебя о любви, я умоляю. О маленькой капельке любви – без последствий, без обязательств. Ведь есть же такое понятие, как свободная любовь.
Я с некоторой долей сожаления вздохнул.
– Ко мне оно неприменимо, моя дорогая. Свободная любовь годится только для свободных сердец; моё же сердце таким не назовёшь.
– Потому что оно занято?
– Да.
– Всё? Полностью? Целиком? Неужели в нём нет местечка для меня? Ведь мне много не надо – только чуточку, самую малость твоей любви и нежности.
– Бранвена, Бранвена, – сокрушённо произнёс я. – Что с тобой? Где подевалась твоя гордость? Раньше, когда ты пыталась увести меня у Дейрдры, я тебя понимал. Но теперь…
– А ты загляни в своё сердце, тогда всё поймёшь. Представь, что Дана равнодушна к тебе, что она уже не бросает на тебя украдкой влюблённые взгляды. И если у тебя есть воображение, то ты увидишь, где подевалась моя гордость. Она там же, где и твоя; она утонула в Источнике. Это наша плата за могущество.
Я отстранил от себя Бранвену и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Ты снова об Источнике. Я же говорил тебе, что моё наваждение прошло.
– Это ко мне. А к Дане?
Вместо ответа я запустил руку в карман штанов и достал измятую пачку сигарет.
– Источник не станет возражать, если я закурю?
– Нисколько, – ответила Бранвена. – Кстати, неплохая мысль. Угости меня сигареткой.