Страница 17 из 95
За осень знакомство Марии с продавщицей с вещевого рынка переросло в дружбу. Девушки часто встречались, заходили друг к другу на работу или гостили вечерами в комнатах. Как правило, подруга рассказывала Марии свежие базарные сплетни, а Мария слушала и смеялась. Сплетни были в большинстве о людях, которые работали рядом с ними. Казалось, подруге было известно все: кто и откуда приехал, на кого работает и сколько зарабатывает. Но самый больший интерес и трепет у девушек вызывали личные истории. Скабрезные полуправдивые слухи о том, кто, где и с кем живет, за кем ухаживает и с кем изменяет. Мария с интересом слушала непрерывный поток сведений с обилием имен, чисел и смачных подробностей, и это неимоверным образом развлекало ее, скрашивая рутину однообразных будней.
Познакомилась Мария и с дочерью подруги – худой трехлетней девочкой с тонкими волосами, заплетенными в жидкие косички, с маленьким, печальным и на удивление взрослым лицом. Чаще всего она тихо играла с куклами в дальнем углу комнаты, где жила подруга, словно неприхотливый маленький домашний зверек, и никогда не беспокоила мать детскими шалостями или просьбами. Сердце Марии жалостно сжималось при виде девочки. Девушка ощущала болезненное одиночество ребенка и недостаток материнского тепла, и всячески старалась развеселить ее. Мария приносила девочке вкусности из столовой и при любой возможности пыталась разговорить. Но та лишь односложно отвечала на вопросы, с молчаливой благодарностью принимала гостинцы и вновь уходила в свой угол. За небольшую плату, когда мать уходила на работу, за девочкой присматривала старая женщина, жившая по соседству. И так как работа отнимала у матери шесть дней в неделю с раннего утра до позднего вечера, то девочка зачастую была предоставлена сама себе и не была привязана к матери. Мать, впрочем, никак не тяготилась такой ситуацией и воспринимала ее как должную.
В один промозглых вечеров девушки собрались к комнате Марии обсудить последние сплетни. Ближе к полуночи, когда они исчерпали темы для разговоров и собирались расходиться, подруга неожиданно призналась Марии в том, что у нее есть мужчина, и прежде чем рассказать детали, долго выпытывала клятву ни при каких обстоятельствах не выдавать ее тайну.
- Поклянись хлебом, что никому не скажешь, - зловещим шепотом верещала подруга.
- Ты такая смешная, - отмахнулась Мария, смеясь над просьбой.
- Клянись или не скажу. Клянись матерью! Хлебом клянись! – настаивала девушка.
- Хорошо, хорошо, не буду я никому говорить. Что ты? Зачем мне это? Какой толк?
- Скажи: «Клянусь хлебом и матерью»! – не унималась та, театрально пронзительно смотря в глаза Марии.
- Хорошо. Клянусь хлебом и матерью, что никому не скажу, с кем ты спишь, - ответила девушка и залилась звонким смехом.
- Дура ты! - не выдержала подруга и тоже захохотала, хлопая себя по плотным ляжкам.
Лицо девушки выражало возбуждение и нетерпение поделиться с Марией своим секретом. Голос подруги то зловеще шептал, то срывался на визг. Скрывать подобные подробности своей жизни от Марии было для нее мучительным испытанием и сейчас, когда она, наконец, решилась освободиться от своего бремени, информация словно срывала последние заслонки, готовая в любой момент вырваться наружу в долгожданном прорыве.
- Ладно. Молчи. Слушай, - начала она, - он тоже с базара. И он женат, - она сделала долгую трагическую паузу, ожидая, пока сведения произведут должное впечатление на Марию, - тебе смех, а если кто узнает про нас, то мне не жить…, - добавила она.
- Почему тебе не жить, не пойму? Кто он такой? Я его знаю? Рассказывай! Никому не скажу, не переживай, - успокоила Мария подругу. Сладкие объятия любопытства уже охватили девушку.
- Ты его знаешь, - таинственно ответила подруга.
- Кто же он? Ну!
– Он…наш…базарком, - медленно и торжественно произнесла подруга.
- Что?!! Базарком?!! Тот, который деньги собирает?!! Да?!! Черный такой?!!
- Он. И если его семья узнает, то они сотрут мое бедное деревенское тельце в мелкую пыль и скормят своим дворовым собакам. Его тесть на рынке хозяин. Всего тут хозяин. Очень высоко сидит. Поэтому мужик мой тут индюком и ходит.
Марии понадобилось некоторое время, чтобы воскресить в памяти образ этого человека. Она хорошо его помнила. Как хорошо помнила и то, какое неприятное впечатление он произвел на девушку, впервые появившись в ее заведении за деньгами с аренды помещения столовой. Это был грузный мужчина неопределенного возраста, с огромным выпирающим вперед животом. Круглое и загорелое до густой черноты лицо плавилось в складках жира. Крошечные поросячьи глазки подозрительно осматривали собеседника в попытках определить как нужно вести себя: высокомерно и надменно при разговоре с тем, кого тот считал беднее себя, или услужливо при встрече с человеком большего богатства.
В тот день он пришел в столовую и развалился на застонавшем под его весом стуле, хлопнул об стол затертую папку с бумагами и широко расставил короткие толстые ноги в запыленных остроносых туфлях. Закончив с деньгами, он бесцеремонно расспросил девушку, кто она такая и откуда приехала, а после потребовал накормить себя бесплатно, что она и сделала, как предупреждала тетя. Она также помнила с каким тягостным неудобством было находиться с ним в одном помещении и какое отвращение вызывали его липкие взгляды, которые он бросал на нее поверх тарелки. Когда мужчина ушел, кряхтя, вытирая платком забрызганные жиром щеки и машинально проведя возле лица руками в традиционном религиозном жесте, она почувствовала облегчение.