Страница 2 из 9
Тукин посмотрел на Диму. Дима посмотрел поверх Тукина. В комнате было. очень тихо, слышалось только сдавленное танькино хихиканье.
- Ну, ладно, - Тукин вздохнул, - пусть так.
На этом, собственно, все и кончилось. Уходя, Дима осторожно спросил, откуда у Тукина сия штуковина. Тукин не менее осторожно ответил, что ему подарил один знакомый бразильеро. Дима кивнул головой и удалился. Я остался утешать Тукина. Мне его было искренне жаль. Лысеющий ребенок остался без игрушки. Это всегда трогает сердце. Душераздирающее зрелище.
Собственно, на этом разговоре все могло кончиться. Несмелый огонь События мог погаснуть, встретив на пути преграду. И никогда бы не вспыхнуло пламя, осветившее мне жизнь таким необычайным светом. "Никогда" - страшное слово. Я думаю о тех событиях, которые могли произойти и не произошли, и мне почему-то становится тяжело и тоскливо. Я думаю о преждевременно погибших людях и замыслах, о разбитых надеждах, о несодеянном и несвершившемся, и торжество существующего, его однозначность мне кажутся жалкой иронией. Мы живем на огромном кладбище несбывшегося. Меня мучит чудовищный, нелепый вопрос, я сам сознаю его логическое неприличие, но не могу отказаться от него - он завораживает, гипнотизирует меня. Куда девается то, что не произошло? Куда исчезает энергия, которая копилась для несостоявшегося свершения? Рассеивается? Поглощается средой? Значит, все же не уходит совсем, а как-то изменяет Вселенную, хотя бы, например, повышает ее энергетический уровень. Выходит, что и несбывшееся сбывается, но в другой форме. Я сказал об этом Жоре, и он, конечно, прореагировал соответствующим образом. Человечеству необходимо, сказал он, некоторое количество идиотских вопросов и мыслей. Без них, сказал он, люди будут чувствовать себя неуютно. В некотором смысле идиотизм даже может рассматриваться как один из рычагов прогресса. Но должна существовать строгая предельная норма, превышение которой карается смертной казнью. Иначе, заметил он, современному миру грозит плачевная участь. Или того хуже. Как выглядит это хуже, Жора не сказал, и я не спрашивал. Меня в то время уже не очень интересовало мнение Жоры.
Упросил Диму провести полный спектральный и физико-химический анализ скульптурки. Я ее по-прежнему величал скульнтуркой, невзирая па возникшие сомнения. Договорился с палеонтологами, чтобы и они тоже высказали свое мнение. Проконсультировался с учеными нашего института. Одним словом, раз вил бурную деятельность. Тукин сочувственно относился к моей суете. Костер тихонько потрескивал, по пламя еще не вышло наружу, оно копилось в недрах бесформенной груды веток. Про исшествие зрело.
Сейчас я себя спрашиваю: почему я все это делал? Зачем? Кто заставил меня вырвать инициативу из вялых ладоней Тукина? Ведь я ждал и боялся Происшествия. Боялся и торопился к нему навстречу.
Мелькают секунды, бегут минуты, ползут часы, время идет, идет... Пока делались анализы, пришла осень, печальная, чистая, московская осень. Ржавые воробьи на свинцовом асфальте, кудрявые волны листопада, загорелые лица отпускников, персики и виноград на лотках под открытым небом... Почему я вдруг заговорил о природе? Прихоть памяти или железная ассоциация? Я слышу голос Димы и вижу, как тукинские девчонки возятся с пересадкой цветов: на подоконниках грязь, кучки черной земли, завернутые в газету растения с мокрыми торчащими корнями шевелятся, как живые. Пахнет антоновскими яблоками - они у кого-то в сумке или в столе, но запах их разносится по лаборатории, перебивая все химические ароматы.
- ...рубидиево-стронциевый метод... семьдесят миллионов лет... позднемеловая эпоха... расцвет рептилий и прочих малоприятных существ...
Голос Димы звучит далеко и глухо, как сквозь вату, за окном видно, как собирается дождь, я вспоминаю, что еще не купил себе плаща, и мне становится досадно. Оказалось, это все же глина, древняя глина. В таких глинах археологи обычно отыскивают кости динозавров. Ничего особенного, как заметил Дима.
Дима и Тукин обмениваются фразами, словно картами. Брошена карта-вопрос, сверху падает карта-ответ. Мысль бита, взятка ваша, дорогой партнер. Шлеп, шлеп. Идет игра мыслей.
Дима. И вот еще одно. Попробуйте получить экстракт. Обычный хлороформенный экстракт, тот, который геологи извлекают из всех пород, подозреваемых в нефтеносности. Для этого нужно отделить глину от образца, измельчить ее и проэкстрагировать.
Тукин. Зачем?
Дима. Состав органического вещества может оказаться интересным. Многое сразу прояснится. Только проводите экстракцию на холоду, чтобы не разрушить сложные химические соединения и те биохимические комплексы, которые, возможно, еще сохранились. Возможно. Я не поручусь за их целостность.
Тукин. Пожалуй, это стоит проделать.
Здесь вмешался я и задал вопрос. Наверное, это был вопиюще невежественный вопрос. Во всяком случае по взгляду, которым обменялись Тукин и Дима, я понял, что спрашивать не стоило.
Дима. Ты спрашиваешь, откуда в глине органическое вещество. Пора бы тебе знать, что вся земная кора пропитана органическими соединениями. Особенно ее поверхностные слои. В любой породе можно найти органику. В различных количествах, естественно. От тысячных долей процента до нескольких процентов. Это главным образом углеводороды, простейшие соединения углерода с водородом. Попадаются и более сложные. Например, порфирины, которые входят в состав тканей живых организмов. Считается, что рассеянное органическое вещество обязано своим происхождением растениям, микробам, водорослям, которые когда-то жили, умерли и были поглощены землей. Затем геологические катаклизмы, вода и время сделали свое черное дело. Захороненные остатки живой материи разлагались, мигрировали на большие глубины, собирались в ловушках, образуя залежи нефти и газа. А большая часть так и осталась в глинах и песчаниках в виде мельчайших вкраплений. Вот о них-то и идет речь. Если породу измельчить и обработать хлороформом, органические соединения перейдут в раствор, и тогда их можно будет проанализировать. Установить их химическую структуру. Прочесть, так сказать, их химический паспорт. Откуда они и кто они такие. И тогда может обнаружиться... впрочем, посмотрим, что тогда обнаружится.