Бандиты и мандаты

-- Certes, милорд, -- всего только час тому назад я еще зарабатывал свои несколько медяков, подвизаясь в третьих помощниках кондитера вон в той харчевне, отдел пышек, милорд, подотдел декоративной глазури. -- Он вздохнул. -- Розочками занимался, милорд,.. но к чему утруждать моими сетованиями слух Вашей Светлости?

-- Работу, что ли, потерял? -- поинтересовался Ретиф.

-- Увы, потерял, -- впрочем, это поистине сущие пустяки в рассуждении тех новостей, что были подслушаны мною прежде, нежели хозяин понудил меня немедля оставить пределы его заведения!

-- Постой-ка, а зовут тебя...?

-- Прикрас, милорд. Прикрас Белошвей IX, к вашим услугам. -- щебетун обернулся, ибо к ним, пыхтя, приближалось близкое его подобие, разве что немного располневшее и поседевшее, кивая на ходу головой и прядая ушами, дабы выразить переполняющую его благодарность. -- А это, милорд, мой дядя Мочельник, собственной персоной.

-- Ваш покорный слуга, сэр, -- проскрипел дядя Мочельник, вытирая лицо большим полосатым носовым платком.-- Не почтит ли меня милорд, разделив со мною -- для отдохновения после своих великих трудов -- освежающий глоток молока дойной ящерицы и кусочек жирного пирога?

-- Истинно говорю тебе, дядюшка, ему потребно нечто такое, что будет покрепче сыворотки, -- возразил Прикрас. -- И истинно же говорю, в "Толстой Колбаске" подают добрый эль, -не знаю только, удастся ли Вашей Светлости забраться вовнутрь, -- добавил он, переводя взгляд с шести футов и трех дюймов Ретифа на дверной проем и обратно.

-- Да уж как-нибудь, бочком, -- успокоил оберонца Ретиф.

Шустрый восемнадцатидюймовый половой провел пригнувшегося Ретифа через заполненную зальцу к столу в самом углу, и там Ретифу удалось затиснуться на стоявшую у стенки узкую скамью.

-- Чего изволите, господа? -- осведомился, подойдя к ним, сиделец.

-- В нынешних обстоятельствах мне придется ограничиться небольшой кружкой пива, -- сказал Ретиф.

-- А мне элю, -- сказал дядя Мочельник. -- Оно, может статься, и грех бражничать до полудня, но когда по кварталу слоняются громили и рушат стены, бражничать, коли подвернулась такая возможность, -- это самое распрекрасное дело.

-- Принцип весьма основательный, --признал Ретиф. -- А кто они такие, эти громили, дядя Мочельник?

-- Да ворье они беззаконное, -- со вздохом ответил почтенный пекарь, -- только что слезшее с верхних веток, в надежде поживиться тем, что плохо лежит. После того, как вы, земляне, отправили гроачей восвояси, мы уж решили было, что все наши горести позади. Увы, боюсь я, сие далеко не так. Стоило этим головорезам прознать, что пятиглазых повышибали, как они тучами повалили с холмов, ровно твои жуки-свистуны на телегу с повидлом, -- явно вознамерились они пропихнуть на выборах вперед своего разбойного атамана, Гордуна Неучтивого. Целые шайки их наводнили город, да и окрестности тоже, и застращивают простых избирателей...

Он прервал свои речи, ибо сиделец поставил перед Ретифом пенную кружку высотою в три дюйма.

-- Убери этот наперсток, Сквирмкин, -- воскликнул дядя Мочельник. -- Нашему гостю требуется сосуд покрупнее!

-- Да это же императорского размера кружка, -- обиделся сиделец, -- хотя, пожалуй, при его росте она должна показаться карлицей. Ладно, пойду, попробую вышибить дно у бочки...

И он поспешил прочь.

-- Умоляю вас, не поймите меня превратно, милорд, -возобновил свои пени дядюшка Мочельник. -- Как и любой патриот, я преисполнен радости оттого, что липколапые сгинули, предоставив самим оберонцам вершить дела Оберона. Но кто мог предвидеть, что нас, людей нормальных размеров, тут же примутся грабить переростки одного с нами роду-племени, и что они по всем статьям превзойдут иноземных захватчиков?

-- Первый попавшийся историк, -- ответил Ретиф. -- Но я с вами согласен: когда тобой вертит местное хулиганье, это гораздо противнее гнета чужедальних пришельцев.

-- Именно так, -- согласился Прикрас. -- Когда приходится жить под пятой иноземцев, всякий может хотя бы отчасти утешиться, изрыгая в их адрес разного рода описательную хулу и виня во всем присущее им от рождения моральное уродство, -- но в случае собственных родичей этот метод способен привести к результатам неожиданным и неприятным.

Сияющий сиделец вернулся с деревянным бочонком объемом примерно с кварту, уважительно прикрытым его же собственным донышком. Ретиф приветственно поднял бочонок и сделал большой глоток.

-- И если то, что подслушал мой племянник, хотя бы отчасти истинно, -- продолжал, вытирая пену с усов, дядя Мочельник, -- худшее еще впереди. Ты уже обо всем поведал нашему благодетелю, паренек?

-- Нет еще, дядюшка, не успел -- Прикрас повернулся к Ретифу. -- Я выметал крошки из комнаты, в которой вкушают завтрак важные особы, и мысли мои блуждали где-то далеко, как вдруг до меня донеслось слово "громили", коим перебрасывались господа, еще сидевшие за столом. Я навострил ушное оперение, полагая услышать, как они поносят этих мерзавцев, но услышал секретные сведения, согласно коим их атаман, ведомый тать и лиходей Гордун, выдает себя за выразителя наших интересов, прирожденного лидера всего Оберона да вдобавок еще и требует аудиенции у Его Внушительности посла Гвоздуодера! Натурально, я поспешил вывести Высокородных Лордов из обуявшего их нелепого заблуждения, но, поспешая, опрокинул кастрюльку, вмещавшую горячий шоколад...

-- Увы, племянник бывает порой чрезмерно порывист, когда принимается отстаивать свои убеждения, -- вставил словечко дядя Мочельник. -- Но и то сказать, в сем случае он претерпел за них жестокие муки.

-- Истинно так, хоть впрочем, -- великодушно признал Прикрас, -- и Его Почтение, господин Магнан, тоже их претерпел, когда шоколад излился ему на лоно. -- Счастье еще, что шоколад успел отчасти остудиться, немалое время простояв на столе.

-- Нелепейшая перспектива, -- продолжал снова принялся за свое дядя Мочельник. -- Эти шаромыжники будут править нами, порядочными людьми! Подумать страшно, сэр Ретиф! По мне, так уж лучше бы пятиглазые воротились!

-- Они хоть как-то окорачивали этих негодников, -- сказал Прикрас, -- не позволяя им носу высунуть с их холмов и из пещер.

-- Что сделаем и мы, паренек, дай только кончиться выборам, -- напомнил юноше дядя Мочельник. -- Натурально, мы, щебетуны, готовы принять бремя политического руководства чернью, сие будет и естественно, и справедливо, и едва лишь наш кандидат одержит победу, неотвратимую в силу нашего высшего превосходства над...

-- Не принимай всерьез болтовни выжившего из ума старикана, верзила, -- донесся от соседнего стола тоненький голосок. Малюсенький оберонец росточком не более девяти дюймов приветственно поднял стаканчик, в который едва-едва помещалась унция жидкости. -- Именно и исключительно мы, клепики, как мы есть благороднейшие среди всех творений Природы, самими небесами предназначены главенствовать над прочим неуклюжим скотом, -- вас, милорд, я, разумеется, не имею в виду...

-- Это что там за пыльный сверчок стрекочет из трещины в табуретке? -- громко осведомился через три стола средних размеров оберонец с похожими на очки черными кружками вокруг глаз. -- Иноземцу вон, и тому понятно, что единственно нам, блефунам, принадлежит законное право наследовать мантию древних владык. Вот погодите, как только мы придем к власти, вам будет не до подобного пустословия.

-- Куда это вы придете?! -- возопил Прикрас. -- Через мой мертвый труп ты туда придешь, ничтожество!

Он вскочил и, расплескивая пиво, замахнулся на обидчика кружкой.

-- Окоротись, племянник! -- сдержал юношу дядя Мочельник. -- Нашел, кого слушать. Не видишь разве, он хлебнул лишку...

-- Это я что ли, по-твоему, пьян, старый ты забулдыга? -взревел блефун, вскакивая (стол при этом перевернулся) и хватаясь за эфес шпаги в целый фут длиной. -- Да за такие твои слова я спущу с тебя твою помятую шкуру...

На этом его угрозы и прекратились, поскольку пущенная кем-то через всю комнату пивная кружка тюкнула его чуть выше уха, и он кубарем полетел на соседний стол, где его тут же принялись с гневными воплями мутузить.