Страница 120 из 121
К тому времени сам черт не собрал бы в кучу разбросанные по миру профессорские «виллы». Карта Европы неузнаваемо перекроилась. На ней, как грибы, повырастали национальные государства размером с почтовую марку. И на каждой из этих «марок» находилось теперь по домику Грушевского. Усадьба в Криворовне зависла на карпатском склоне между Румынией и выскочившей невесть откуда Чехо-Словакией. Львовский домишко застрял в возродившейся панской Польше. А киевская громадина - так вообще сгорела! Приехала в 1918 году толпа пьяных матросов на бронепоезде, увидела торчащий у вокзала буржуйский «небоскреб», гахнула со зла из пушки и - прощайте денежки! Полыхало так, что весь Киев запомнил!
«Ярким костром пылал дом председателя Рады М. С. Грушевского»,- вспоминал уже в двадцатые годы в Берлине бывший журналист бывшей «Киевской мысли» С. Сумской. Остался только флигель во дворе!
Но именно на это пепелище и потянуло потрепанного реальной историей доктора околоисторических наук!
Удивительный факт: в выпущенной в 20-е годы в подконтрольном полякам Львове «Украинской энциклопедии» отсутствует статья о Грушевском. Как ни посмотри, это более чем странно. В том же издании имеется масса справок о любой «букашке», отметившейся так или иначе в «нацюнально-визвольних змаганнях». Имена большинства из них ничего не говорят современному читателю. Даже таких крупных «жуков», как генерал Греков - военный министр УНР. Или Вильгельм Гренер - начальник штаба германских войск на Украине в 1918 году, «спричинник гетьманского перевороту».
А вот Михаил Сергеевич отсутствует! Почему? Да потому, что издатели энциклопедии - украинские националисты - искренне и на полных основаниях считали его предателем.
Грушевский запросился в советскую Украину, когда еще не успела окончиться гражданская война. Причем в таких выражениях, которые для бывшего «батька нації» иначе как позором не назовешь. Летом 1920 года он направляет в ЦК КП(б)У письмо, в котором признает заслуги большевиков в борьбе с капитализмом и уверяет, что осознал, как и другие украинские эсеры, ошибочность стремлений изолировать Украину от всеобщего развития «шляхом будь-яких політичних комбінацій». Он даже подчеркивает, что отказался от поддержки националистов и принял принципы III Интернационала!
В письме к предсовнаркома УССР Раковскому экс-председатель Центральной рады выразился еще унизительнее: «ми були готові переступити через трупи наших партійних товаришів, що безвинно погинули від червоних куль… Були готові працювати під вашим проводом…»
Комментировать такое трудно. Погибшие под Кругами студенты, вдохновлявшиеся некогда экстравагантными историческими сказками профессора, оказались для него в конце концов всего лишь «трупами», через которые можно переступить во имя очередной личной выгоды. Но большевики оценили этот шаг! Если труп врага всегда хорошо пахнет, то генерал вражеской армии, разгуливающий по трупам своих, всегда хорошо выглядит. Грушевский был именно таким «генералом». И даже больше, чем генералом! Главой поверженной страны!
Почему бы и не сделать шажок навстречу раскаявшемуся националисту. И большевики шагнули.
Впрочем, каждая сторона преследовала свои цели. Растерявший свои домики Грушевский хотел вырваться из Австрии, из великой державы превратившейся в крошечную центральноевропейскую страну и утратившей к профессору всякий интерес. А власть советской Украины планировала расколоть украинскую эмиграцию, используя авторитет бывшего «батька нації». Для этого она мастерски сыграла на тщеславии Михаила Сергеевича, намекнув, что будет способствовать выдвижению его кандидатуры на пост президента Всеукраинской академии наук.
Однажды Грушевскому уже удалось сыграть на клавишах мировой политики. В 1894 году, спекулируя на русско-австрийских противоречиях, он выбил себе кафедру во Львове. Новая игра казалась повторением пройденного. Но на сей раз профессор совершенно не понимал, с кем сел играть. Перед ним сидели не либеральные австрийцы и русские довоенных времен, а настоящие звери - наглые, жестокие, кровавые - подлинные демоны во плоти, вылупившиеся на развалинах поверженных империй.
Зато вчерашние соратники Грушевского оказались проницательнее. Кульбит профессора, ищущего вновь теплого места с постоянным жалованьем, вызвал у них взрыв отчаяния. «Политической смертью» назвал последний ход Грушевского бывший министр УНР Никита Шаповал в одноименной статье, опубликованной 18 марта 1924 года. «Грушевський, Шраги, Христюки, Чечелі, Мазуренки, Ніковські спокійненько пішли на службу найлютішому ворогові, пішли ганебно, без жодних уступок з його боку… Сміновіховство і злобна протиукраїнська концепція, а хто стае на ії грунт - тому нема надій на признання українського народу. Гідність першого громадянина Самостійної Вільної України Грушевський прийняв як титул сміновіховця - цим і викреслив він себе з числа борців за Україну Обернувся в політичного трупа, повз котрого йдучи, українці повинні затуляти носа».
Но расплата уже поджидала «сменовеховца» за пограничным столбом…
После возвращения в Украину Михаила Грушевского зачислили в ВУАН на должность завкафедрой украинской истории.
Первым его шагом после возобновления научной деятельности стало назначение на эту же кафедру дочери и племянника.
Вторым - погружение в привычную суету околонаучных интриг. Среди украинских ученых, не очень довольных возвращением Грушевского, были видные историки Агатангел Крымский и Сергей Ефремов. В сообщении агента ГПУ, следящего за академиком, сразу появилась красноречивая фраза о «подшефным»: «Начал вести борьбу с группой Крымского и Ефремова…»
Скучно перечислять перипетии этой последней научной «битвы». Они ничтожны - бесконечные жалобы академика большевистскому правительству в Харьков, споры о том, кто больше получает денег, завистливая возня, как и с каким пафосом следует отпраздновать 40-летие научной деятельности бывшего председателя Центральной рады. В один из осенних дней 1926 года Сергей Ефремов, окончательно добитый счастьем общения с «великим человеком», не удержался и записал в дневнике: «Кубло галдя якесь завелося. Клоака смердюча, що отруює круг себе повітря. І цей чоловік запахущий заявив на своєму ювілеї, що не вважае свою діяльність закінченою. Він сподівається ще вирнути наповерх за нових обставин».