Странник (The Wanderer)

Над Атлантикой тоже царил день, но здесь ситуацию представляли несколько иначе, так как на большинстве самолетов и кораблей были проведены наблюдения за Странником в последние часы ночи. Экипажи самолетов и кораблей настойчиво искали среди атмосферных помех волну, на которой передавали бы какие-нибудь сообщения по поводу неизвестной планеты и пытались связаться с аэропортами или с руководством морского флота, чтобы дать отчет о происходящем и спросить совета. Некоторые суда шли в ближайшие порты. Команды других мудро и предусмотрительно направляли свои суда в открытое море.

На трансатлантическом лайнере «Принц Чарльз» произошли драматические события. Группа фашиствующих бразильских молодчиков с помощью двух судовых офицеров португальского происхождения захватила роскошный лайнер. Капитан Ситвайз сидел арестованный в собственной каюте. У мятежников был разработанный план, но кто знает, удалось ли бы его реализовать, если бы не всеобщее возбуждение в связи с «астрономической угрозой»? Почти с ужасом они обнаружили, что ценой жизни шести мужчин (среди мятежников было только трое раненых) в их власти оказался не только корабль, большой, как отель в модном курортном городе, но также и два атомных реактора.

Вольф Лонер спокойно позавтракал и занялся обычными утренними делами. Его яхта «Стойкая», неторопливо плыла на запад под низко нависающими тучами. Одинокий мореход продолжал размышлять о великих законах природы, погребенных под наростами современной жизни.

Когда красный утренний свет осветил джунгли, дон Гильермо Уолкер уже мчался на моторном катере братьев Арайза: из озера Никарагуа в реку Сан-Хуан, оставив позади Сан-Карлос. Теперь, когда Странник исчез с неба, Дон Гильермо не забивал себе голову вулканами и землетрясениями. Он со все большей охотой думал о том, как бомбил крепость «Эль Президенте» со своего маленького самолетика, который покоится сейчас на дне озера. Пускай такая судьба ждет всех левых, Дон Гильермо наконец-то показал всем этим слизнякам, этим никчемным людишкам Джона Берча, чего он стоит! По крайней мере, так он оценивал свои силы, гордясь недавно совершенным поступком.

Он с гордостью ударил себя в грудь и крикнул:

– Я человек!

Один из братьев Арайза, прищурив глаза от слепящего света восходящего солнца, кивнул и сказал: «Да». Но это прозвучало без особого энтузиазма, словно то, что ты являешься человеком, вовсе не было большой честью.

15

Пол был вынужден признать, что долгая прогулка по песку мучительна, даже если идешь в обществе приятных людей, а на небе сверкает новая планета. Радость от того, что он настоял на своем, вопреки желаниям Хэмфрейса и командованию лунного проекта, быстро прошла. Изнуряющий марш по песку показался ему бесцельным и необычайно угнетающим.

– Это грустно, да? – мягко спросила Рама Джоан. – Когда сжигаешь за собой мосты, связываешь свою судьбу и судьбу своей девушки с горсткой безумцев, которые идут хоронить пса?

Они шли в конце процессии, далеко позади кровати, которую несли Кларенс Додд и Войтович.

Пол улыбнулся.

– Ты не права, – покачал он головой. – Марго не моя девушка. Да, я ее люблю, но без взаимности. Мы только друзья.

– Действительно? – Рама Джоан испытующе посмотрела на него. – Вся твоя жизнь может пройти в такой дружбе, Пол!

Пол виновато пожал плечами.

– Я знаю, Марго тоже говорит мне об этом. Она утверждает, что я счастлив, имея возможность окружать ее материнской опекой и отбивая атаки других мужчин. Конечно, кроме Дона. Она считает, что мои чувства к нему, даже если я сам этого не сознаю – нечто большее, чем братские чувства.

Рама Джоан усмехнулась.

– Может быть, она и права, – заметила она через некоторое время. – Но все же, ваше братство – ты, Марго и Дон – выглядит довольно странно.

– Нет! По-своему это совершенно нормально, – с грустью заверил ее Пол. – Мы вместе ходили в школу. Нас интересовали точные науки. Мы дружили. Потом Дон закончил университет и стал космонавтом. Я занялся журналистикой и стал комментатором, а Марго всегда влекли гуманитарные науки. Но мы решили держаться вместе, поэтому, когда Дон получил работу в Лунном проекте, нам тоже удалось пролезть туда, то есть мне удалось. Уже тогда Марго знала, что Дон нравится ей больше, чем я, и что он, похоже, любит ее. Тогда они обручились. Может быть, потому что наше общество искоса смотрит на подобные треугольники. Потом Дон полетел на Луну. А мы остались на Земле. Вот и все до вчерашнего дня, когда мы встретились с вами.

– Наверняка в конце концов должен произойти взрыв, Пол. Такая ситуация не может длиться вечно, – печально сказала Рама Джоан. – Я расскажу тебе свою историю. Мой муж руководил отделом рекламы одной большой компании. Я могла бы припеваючи жить на Манхэттене. Анна ходила бы в спецшколу, а я время от времени читала бы лекции о мистицизме в женском клубе. Вместо этого я развелась и едва свожу концы с концами. Живу тем, что мне платят за лекции и на проценты от небольшой суммы сбережений. Я ношу эти странные, карнавальные одеяния – с пренебрежительной улыбкой она указала на белую манишку и фрак – чтобы возбудить в людях большую заинтересованность мистицизмом. «Мужской протест» – шутили когда-то по этому поводу мои друзья. «Нет!» – говорила я им. Человеческий протест! Я хотела свободно выражать свои взгляды и говорить то, что действительно чувствую. Я хотела, чтобы у Анны была настоящая мать, а не хорошо одетая кукла.

– Вы действительно верите в то, о чем говорите? – спросил Пол. – В буддизм и тому подобные вещи?

– Не так, как я этого хотела бы, но в такой степени, на которую меня хватает, – сказала она. – Ограниченная вера – это вообще-то роскошь. Но если говорить с убеждением и пылом, то, по крайней мере, не подражаешь другим. Даже если немного притворяешься, то не теряешь своей личности. Если человек постоянно старается, то в один прекрасный день он может открыть частичку истины – так, как сделал это Чарли Фулби, когда он признался, что о существовании странствующих планет знает только интуитивно, а не потому, что был в космосе, как утверждал раньше.

– Он параноик, – ответил Пол, глядя на Дылду, который шагал за кроватью, справа от него шла Ванда, а слева – худая женщина. – Кто эти две женщины, его ученицы, опекунши? – поинтересовался он.

– До определенной степени он действительно параноик, – начала объяснять Рама, – но не считайте, что только у нормальных людей есть монополия на правду. А те две женщины – это… как бы это сказать… две его жены. Чарли принадлежит к секте, признающей многоженство. Ох, Пол, вы, наверное, нас всех считаете ненормальными?

– Нет! – запротестовал он. – Хотя я чувствую себя уверенней, зная, что большинство людей думает так же, как я.

– Большинство – это значит, те, у кого есть деньги и власть! – кивнула Рама. – Ну, не хмурьтесь – с одной стороны большинство, а с другой

– безумцы, но все стремятся к одному и тому же: к удовлетворению основных потребностей. Мы возвращаемся в домик на пляже, потому что знаем, что там нас ждет кофе и бутерброды.

Во главе шествия аналогичный разговор происходил между Хантером и Марго.

– Я начал ходить на такие собрания, потому что проводил социологические исследования, – рассказывал ей Хантер. – Я встречал там разных людей, ненормальных «визитеров», таких, как Чарли Фулби, трезвомыслящих, таких, как Рама Джоан, а также совершенно обычных людей, каких можно встретить на каждом шагу. Я поставил себе цель исследовать определенное общественное явление и написать несколько статей. Но вскоре сам втянулся.

– Почему, мистер Хантер? – поинтересовалась Марго, прижимая к себе кошку. Ей было холодно без куртки, а Мяу грела словно грелка. – Это увлечение, так же, как и ваша борода, должно было доказать, что вы современны и отличаетесь от других?

– Зовите меня Росс. Нет, я так не думаю. Хотя немалую роль тут сыграла, наверное, кичливость, – он погладил рукой бороду. – Просто я встретил людей, которые чем-то увлекались и делали что-то совершенно бескорыстно. Это неслыханная редкость в нашем материалистическом, эгоистичном мире, где в счет идут только деньги и положение в обществе. Я увлекся этим настолько, что захотел внести свой вклад в общее дело – какие-то доклады, дискуссии и все прочее. Теперь я подхожу ко всему этому с таким же запалом, как и Брехт, который совершает чудеса, продавая рояли