Труба мечты

* Мифический герой, победивший дракона и перехитривший войско, выросшее из посаженных им зубов дракона, основавший с пятью оставшимися воинами город Фивы.

- А, имеем грозу, - заметил Василий, когда гром прогремел снова. - Она напоминает мне о Михаиле. На него большое влияние оказала наша бабушка-финка. Когда он был маленьким, у него была вера, что свистом он может призвать к себе ветры. Даже он заучил несколько особых мелодий ветров от нее. Позже стал христианином - в нем большая борьба из-за этого. Михаил начал возражать против моих опытов, когда услышал, что я использую яйцо моей сестры. Он сказал, мы произведем миллионы некрещенных душ. Я спросил его, а как насчет воды, в которой они находятся, он ответил, что это не одно и то же и что эти маленькие существа будут вечно страдать в аду. Такое его сильно беспокоило. Мы пытались сказать ему, что я не брал яйцо сестры, а всего лишь яйцо рыбы.

Но он не поверил такому, потому что моя сестра в это время очень изменилась. Больше она не говорила. Она надевала купальный костюм нашей матери (мы люди, хранящие память о близких) и целыми днями пролеживала в ванне. Я смирился с таким - по крайней мере, она ведет себя спокойно в воде. Михаил сказал: "Посмотри, ее душа раздроблена на множество неспасаемых частей-душ, у каждого из этих созданий - по одной. Между ними существует особая симпатия - своего рода гипнотические колебания. И пока ты будешь держать их около нее, в этой цистерне на крыше, такое будет продолжаться. Если они уберутся отсюда, как можно дальше отсюда, части-души вновь соединятся, и душа Грушеньки снова будет одним целым". Он умолял меня прекратить мой опыт, выбросить их в море, рассеять их подальше, но Лев и Иван требовали, чтобы я продолжал. Михаил все еще предупреждал меня, что дьявольское творение кончаться гигантским смерчем. Я мучаюсь этим и нерешительный.

Он глотнул водки из своей бутылки.

Гром ударил сильнее. Саймону пришла в голову мысль, что если душа Грушеньки Стульниковой-Гуревич действительно раздроблена на тысячи частей-душ, находящихся сейчас в цистерне и гипнотически связанных с ней, и если по крайней мере одна из них сбежала и очутилась в его ванне, то тогда ясно, почему Грушенька испытывает такое тяготение к нему.

- Но это не самое еще худшее, - продолжал Василий. - Оказалось, что гипнотические колебания множества плавающих в воде существ оказывают особое возбуждающее действие на любого находящегося поблизости мужчину. Их подразум индуцирует мысли весьма пикантного характера. Лев говорит, чтобы получать деньги для работы, мы должны продать эти мысли богатым мужчинам. Я против этого, но к напрасну.

Лев помешан из-за денег. Сейчас, кроме продажи мыслей, я думаю, он планирует продавать сами создания, продавать штучно, но вместе с тем оставлять их достаточно для того, чтобы продавать и мысли. Это безумие.

Уже совсем стемнело. Продолжали раздаваться раскаты грома, и Саймону стало казаться, что в этом есть своя музыка. Образы в его голове проплывали в том же темпе - стаи карликовых душ, нерожденных водных малюток, миграции миниатюрных русалок. Труба, тянувшаяся из будки к цистерне, превратилась в его воображении в исполинскую пуповину или канал для чудовищных, с невероятным количеством потомства родов. Сидя прямо под ней, не в состоянии шевельнуться, он со всевозрастающим удовольствием следил за энергичными гибкими существами с девичьим туловищем, в которых было намного больше человеческого, нежели в проплывавших в его голове призраках. Сейчас они уже больше походили на русалок, чем на головастиков,радостно улыбающиеся, с околдовывающе длинными, как у сирен, развевающимися в потоке волосами. В овальных, с пухлыми щечками личиках он снова обнаружил удивительное сходство с чертами Грушеньки Стульниковой-Гуревич - совсем еще молоденькой девушки русских степей с молочно-белой кожей, горделивым взглядом и манерой держаться, вызывающими волнение и восхищение...

- И вот для меня это превратилось в огромную проблему, словно издалека, донесся до него голос Василия. - Я вижу в своей работе чисто научное исследование, игру разума. Лев видит деньги, Иван - мифические зубы дракона, мясо для его политических пушек, Михаил видит неисповедавшиеся души, Грушенька видит - кто знает? - сумасшествие. В самом деле, это одна большая проблема.

И вновь, на этот раз с оглушительным треском, прогремел гром. Дверь будки распахнулась. В проеме стоял Иван-Бомбардир.

- Василий! - проревел он. - Ты знаешь, что делает сейчас этот идиот?

На мгновение Саймону показалось, что тот имеет в виду Бога.

Но как только отголосок грома вместе с примешавшимися к нему словами Ивана затих, Саймон наконец услышал другой звук, становившийся все громче и громче.

В тот же миг Василий очутился на ногах.

- Орган! - закричал он. - Михаил играет Музыку Смерча! Мы должны остановить его! - И прежде чем исчезнуть в будке вслед за Иваном, он в последний раз припал к своей бутылке.

Тяжелая труба, под которой, касаясь ее макушкой, сидел Саймон, раскачивалась под порывами ветра все больше, швыряя его из стороны в сторону вместе со стульчиком. Напрягая зрение, он посмотрел на запад и нашел то, что искал: к ним приближался, отмечая свой путь сорванными крышами, черный, крутящийся волчком вихрь.

Стульчик под ним сломался. Спотыкаясь, он побежал к двери будки и принялся дергать ее, но все было бесполезно. Он рухнул плашмя на крышу, царапая и срывая покрытие из просмоленной бумаги.

Надвигался непонятный, все усиливающийся рев. Крышу цистерны сорвало ветром, и она, подобно летающей тарелке, закружила в воздухе, Мгновенно, как огромный шланг, в цистерну вонзился смерч. Саймон почувствовал, что скользит по крыше, потом - как поднимаются вверх его ноги. Внезапно он оказался прямо перед низким, окружавшим крышу по периметру портиком; в ту же секунду ветер отпустил его, и ноги снова коснулись просмоленной бумаги.

Едва передвигая занемевшие ступни и пошатываясь из стороны в сторону, Саймон добрел до покосившейся будки. Плюшевое кресло стояло на том же месте, но бледного мужчины в нем не было. Ширма упала вместе со всем карнизом, открыв взору ванну еще более древнюю, чем ванна Саймона. И в этой лоханке, прямо возле окна, сидела Грушенька, Вспышки молний озаряли ее лицо: подбородок касался воды, взгляд был спокоен и безмятежен, рот ее то открывался, то закрывался.

Неожиданно для себя Саймон осознал, что пытается взять эту облаченную в черное фигуру на руки. Напрягая все мускулы, он поднял ее из ванны и, шлепая ногами по полу, мокрый, начал то ли спускаться, то ли соскальзывать вместе с ней по ступенькам.

Вдруг, тяжело дыша, весь взъерошенный, он остановился на верхней площадке. Его внимание было приковано к происходившей внизу, в высокой двухъярусной гостиной, сцене. В дальнем конце помещения, подобно гигантской летучей мыши, на цоколе портика черно-золотого храма к пульту огромного органа приник одетый во все темное человек. В центре зала, подняв над собой круглый кожаный чемоданчик, стоял Иван.

Михаил резко обернулся и тут же отскочил в сторону. Снаряд с грохотом врезался в орган. Михаил поднялся на ноги, срывая что-то с шеи. Иван с ревом прыгнул на него. Михаил нанес ему сокрушительный удар кулаком в челюсть. Бомбардир рухнул на пол и более уже не поднимался. Тогда Михаил разжал пальцы - на его ладони лежало распятие - и заиграл снова.

Дико вскрикнув, Саймон попытался сделать шаг, чтобы бежать, но споткнулся о мокрые одеяния Грущеньки и полетел головой вниз по ступенькам.

Когда он пришел в себя, дом был пуст, исчез и передвижной фургон Стульниковых. У входной двери его встретил молодой человек с ничего не выражающим, как у игрока в покер, лицом, представившийся агентом ФБР. Саймон проводил его внутрь и показал круглый чемоданчик Ивана, которым тот запустил в орган. На поверку оказалось, что в нем лежит обыкновенный шар для игры в кегли.

Молодой джентльмен с тем же непроницаемым выражением выслушал рассказ Саймона, горячо поблагодарил его и выпроводил вон.