Страница 2 из 4
Внезапно открылась дверь, и в комнату, мягко ступая большими матерчатыми шлепанцами, вошел домовладелец. Я вздрогнул от неожиданности и слегка рассердился.
— Хотел напомнить вам, — проговорил он, — что у нас не полагается шуметь после одиннадцати. Ваш дядя обычно готовил в восемь тридцать утра и в пять вечера.
— Хорошо, хорошо, — ответил я быстро и поинтересовался: — Не хранил ли дядя что-либо в подвале, например, сундук или ящик?
С минуту он тупо смотрел на меня, потом обвел комнату широким жестом.
— Нет. Все, что у него было, находятся здесь.
— К нему часто приходили гости?
Домовладелец отрицательно покачал головой.
— Спасибо. — Я повернулся к нему спиной. — Спокойной ночи.
— Я вижу, вы переставили мебель так, как она стояла при вашем дяде, и фотографию поставили на буфет, — заметил домовладелец, окинул взглядом комнату и зевнул. — Ну, спокойной ночи.
Я взял со стола ключ и запер дверь. Одиночество снова обрушилось на меня.
Итак, я расставил мебель в прежнем порядке и положил фотографию на старое место. Это открытие слегка напугало меня.
Вдруг я осознал, что веду себя глупо. Не следует поддаваться унынию, ведь некоторое время придется прожить в этой комнате.
Я взял пачку газетных вырезок из комода и стал изучать их. Самые старые вырезки потемнели и легко ломались. В них говорилось в основном об убийствах. Я бегло пролистывал их, просматривая заголовки. Через некоторое время я углубился в сообщение об «Убийце-Призраке», который убивал людей без всякой видимой причины. Его преступления напоминали те, которыми Джек-Потрошитель ужасал Лондон в 1888 году. Правда, его многочисленными жертвами были не только женщины, но мужчины и дети. Среди расследовавших эти преступления было упомянуто и имя моего дяди.
Все пачки были аккуратно разложены в определенном порядке, но я так и не смог обнаружить никаких пометок или комментариев, если не считать крохотного клочка бумаги с адресом: «2318, Робей Стрит». Я решил, что когда-нибудь посещу его.
Наступила ночь, и свет уличного фонаря позволял видеть пыль на оконном стекле. За окном все так же монотонно жужжала неисправная неоновая трубка и слышалось пыхтение паровоза. Меня стал одолевать сон. Раздеваясь и складывая одежду на стул с непривычной для меня тщательностью, я поймал себя на мысли: а не складывал ли дядя свою одежду таким же образом? Пиджак на спинку стула, брюки на сиденье, ботинки с засунутыми в них носками на пол, а рубашку и галстук поверх пиджака?
Я приоткрыл верхнюю и нижнюю створки окна, выключил ночник и забрался в постель. По мере того как мои глаза привыкали к полутьме, я стал различать контуры предметов в комнате. Стул с моей одеждой. Стол. Неясный отблеск фотографии дяди на буфете.
Постепенно мое воображение начало рисовать гигантский город, лежащий за стенами комнаты. Темные здания, кое-где перемежающиеся небоскребами; улицы, с магазинами и трамвайными рельсами, неясно вырисовывающиеся громады складов и фабрик. Горы шлака и угрюмая прожженность рельсов и пустых вагонов на железнодорожных станциях. Неосвещенные аллеи парков и быстро проносящиеся редкие машины на главных улицах. Ряды безобразных двухэтажных домишек, прилепленных один к другому. Подозрительные личности, которые в моем воображении никогда не ходили прямо, а крались, согнувшись вдоль стен. Преступники. Убийцы.
Я резко прервал этот поток мыслей, слегка напуганный его реальностью. Не важно, что город казался чужим и зловещим, — в моей маленькой комнате с запертой дверью я был в безопасности. В комнате полицейского Дэвида Рода, лейтенанта, ушедшего в отставку 1 июля 1927 года. Я погрузился в сон.
Сновидение было простым, живым и до странности реальным. Я стоял в переулке у ограды, за которой виднелась темная кирпичная стена здания с деревянной пристройкой, выкрашенной в серый цвет. Было время рассвета, когда жизнь еще не вступает в свои права и сон висит в воздухе, как холодный туман. Бесформенные облака скрывали небо. Я видел желтую полоску света, сочившуюся из окна на первом этаже, однако не слышал ни звука. Ничего не происходило, но чувство холодного ужаса, охватившего меня, трудно было описать.
Видение постепенно менялось. Теперь передо мной была узкая ухабистая тропа, пересекающая двор по диагонали. По ней медленно шел какой-то мальчик. Ужас, нависавший над этим местом, был направлен на него. Я попытался предупредить мальчика, крикнуть, чтобы он бежал домой, но не смог пошевелиться и произнести ни звука.
Видение снова изменилось. Опять был час рассвета. Я стоял напротив двухэтажного дома, слегка отстоявшего от улицы. Перед домом была аккуратная лужайка и две цветочные клумбы. Вдалеке я видел полицейского, медленно обходящего свой участок. Затем мною завладела какая-то сила, придвинувшая меня ближе к дому. Я увидел цементную дорожку и свернутый шланг, а в нише дома — непонятную кучу. Сила согнула меня по направлению к ней, и я понял, что это молодая женщина с проломленным черепом и залитым кровью лицом. Я попытался закричать и проснулся.
Темная комната плыла вокруг меня, двигались какие-то фигуры, окно некоторое время находилось совсем в другом месте. Постепенно мне удалось заставить вещи вернуться на свои места путем пристального разглядывания их. Я сел в кровати, дрожа всем телом. Это был самый страшный кошмар, который когда-либо снился мне. Я достал сигарету, зажег ее дрожащей рукой и обернул одеяло вокруг себя.
Внезапно я вспомнил, что совсем недавно видел пригрезившийся мне дом. Я встал с кровати, включил свет, порылся в газетных вырезках и нашел фотографии. Дом был тот же, что и в моем сне. Я прочитал заголовок. «Здесь была найдена жертва Убийцы-Призрака». Итак, вот что явилось причиной моего кошмара. Я должен был догадаться раньше.
Резко поднявшись на ноги, я собрал вырезки в кучу и понес к комоду. По ошибке я выдвинул нижний ящик и снова увидел странную коллекцию: очки, трость с серебряным набалдашником, пустой «дипломат», зеленую ленту, игрушечную лошадку, черепаховую расческу и все остальное. Вдруг послышался легкий шум. Я решил заглянуть в кладовку. Голубая форма, фуражка, ботинки висели на своих местах: Дэвид Род, лейтенант полиции, вышедший в отставку 1 июля 1927 года.