Лицом к лицу

- Чудак, она же тебя любит. Я для нее - это ведь ты.

- Да, понимаю... понимаю, - Юра совсем смутился. Отвернулся к окну. Долго глядел на площадь. Брови постепенно сдвинулись в раздумье, губы затвердели виновато и скорбно. - Скажите, а Владьку вы там, в будущем, видели? - спросил как можно безразличней.

- Как же не видел? - Юрий Иванович, выбиравший корочкой соус уже со второй тарелки, поперхнулся. Откашлялся в кулак. - Ведь это по его милости я сюда, кхе-кхе, - в командировку, так сказать, попал... Я возьму еще эту порцию?

- Берите, берите, я есть не хочу, - Юра суетливо пододвинул тарелку. Как это по его милости?

- Шут его знает, - неопределенно шевельнул толстыми плечами Юрий Иванович. - Он мне о своей работе только в самых общих чертах сказал. - И добавил чистосердечно: - Все равно я ничего бы не понял в этой релятивистской зауми.

Он сначала неохотно, потом оживленней - отхлебывая пиво, пережевывая мясо, отдуваясь, взмахивая рукой, - поведал о вчерашнем дне. Юра, не шелохнувшись, слушал с лицом Фомы неверующего, вкладывающего персты в раны Христа. Попросил показать часы и, когда Юрий Иванович протянул пухлую волосатую руку, склонился над ними.

- Вот так Владька, - протянул задумчиво. Постучал осторожненько ногтем по стеклу циферблата. - А вы у него не попросили прощения за меня... то есть за себя, школьника? - спросил тихо и съежился.

- А ты, уже немножко зная меня нынешнего, как думаешь?

- Думаю, извинились, - Юра опустил глаза.

- Приятно слышать, - Юрий Иванович довольно фыркнул. - Значит, не совсем пропащий...

- Здравствуй, Юрочка.

Тот вскинул голову, и лицо стало и растерянным, и смущенным, и горделиво-счастливым одновременно.

Юрий Иванович тяжело развернулся на этот звонкий и радостный голос.

К столу подходила, небрежно помахивая сумочкой, кругленькая, пухленькая девица. Следом шел с отрешенным, независимым видом и тщетно скрываемой блудливой улыбкой Генка Сазонов.

- Вот ты где скрываешься, Юрочка. Пиво попиваешь? - Девица положила руки на спинку незанятого стула, качнулась. - Сесть-то можно? Не прогонишь? - и засмеялась. Вкрадчиво, двусмысленно как-то.

Юра дернулся, вскочил. Глянул виновато на Юрия Ивановича, пригладил пятерней чуб.

- Я не один. Я не знаю. Садись, Генка, - указал на четвертый стул.

Но Сазонов, набычившись, не шелохнулся.

А Юрий Иванович разглядывал девицу и чувствовал, что ее голос, ее ясное, веселое лицо, ее пышненькие формы вызывают, неизвестно почему, легкое беспокойство, схожее с неловкостью. И тут он узнал ее - Тонечка!

- Этот дядечка с'тобой? - Тонечка села, закинула ногу на ногу. Уперла локоток в стол, уткнула подбородок в ладонь. Откровенно изучающе поразглядывала недолго Юрия Ивановича и повернулась к Юре. - А вы похожи. Ничего, симпатичный у тебя родственник, положительный. Вы извините, что я при вас, в глаза говорю, - кокетливо улыбнулась Юрию Ивановичу, оценивающе задержала взгляд на его лице.

Юрий Иванович понял наконец, откуда появилось ощущение неловкости и беспокойства - вспомнил: это произойдет сегодня, потому что Тонечка организует у себя дома пирушку в честь последнего экзамена Юры, а когда поздно ночью драмкружковцы и подруги Тонечки начнут расходиться, она задержит его, и он останется, обмирая от страха, неуверенности и стыда.

Он еще раз зайдет к ней и еще, А потом зачастит, становясь все уверенней и самонадеянней, потому что опытная Тонечка будет восхищаться им, и он станет относиться к ней свысока, а вскоре и пренебрежительно. Это отношение к Тонечке он перенесет со временем на всех женщин: и на тех, с которыми будет близок, и на тех, с которыми будет едва знаком.

- Так ты, Юрочка, не опаздывай. Ведь соберемся только ради тебя, напомнила Тонечка осевшим, потерявшим мелодичность, грудным голосом, обволакивая Юру зовущим, обещающим взглядом.

- Нет, девушка, никуда он сегодня не пойдет, - серьезно ответил за него Юрий Иванович.

- Почему это? - удивилась Тонечка и с веселой растерянностью воззрилась на Юрия Ивановича.

- Потому что... - он хотел сказать: "Я знаю, чем это кончится", но получилось бы оскорбительно, и заявил: - Юра весь день будет со мной.

- И вы приходите, - невольно вырвалось у нее, но тут же она встревожилась: вдруг этот старый дядька действительно придет?

- Это было бы пикантно, - Юрий Иванович крякнул, затрясся в беззвучном смехе.

- Вот еще! Что вы обо мне вообразили? - Тонечка выпрямилась, выпятила воинственно грудь и, слегка откинув голову, погипнотизировала Юрия Ивановича уничтожающим взглядом. Встала. - Не-забудь, Юрочка, мы тебя ждем, - напомнила ласково.

Юра, вишневый, с рубиновыми ушами, теребил складку скатерти.

- Не знаю... Я, наверно, не приду.

Тонечка и его погипнотизировала, только взгляд был не уничтожающий, а сперва изумленный, потом насмешливый.

- Дело твое. Мы и с Геночкой хорошо погуляем.

Взяла Сазонова под руку и гордой поступью удалилась к крайнему незанятому столику. Юрий Иванович видел, что будущий начальник горкомхоза стесняется, опасливо шныряет взглядом по залу - нет ли знакомых, не дай бог! - но хорохорится. К Тонечке подскочила официантка, которая, изнывая от любопытства, топталась около буфета; они схватились за руки, повскрикивали: "Тонечка!" - "Зоечка!" - и, пошептавшись, одновременно повернули гневные, осуждающие лица к Юрию Ивановичу. Он поманил официантку пальцем. Расплатился.

- Идем! - приказал Юре.

Выбрался, покряхтывая, из-за стола и, не оборачиваясь, вышел, сытый и довольный, из чайной.

Юра выскочил следом, пристроился рядом. Лицо было обиженно-отвердевшим - с выступившими скулами, побелевшими губами.

- Злишься на меня? - Юрий Иванович добродушно посмотрел на него. Зря... Не забывай про бабочку из рассказа Бредбери. Я знаю, что делаю, - и, увидев, что у Юры дернулась щека, ушел от разговора. Предложил: - Пойдем в Дурасов сад?

- Вы надолго к нам? - отрывисто спросил Юра. Он смотрел вдаль ненавидящими глазами.

- Не знаю, - Юрий Иванович равнодушно пожал плечами. - Сколько Владька сочтет нужным, если, конечно, это его работа.

- А если там, в будущем, что-нибудь разладится и вы застрянете здесь, что тогда?