Страница 63 из 64
Вторая загадка объяснялась тем, что группа друзей-конгрессменов убедила Эскобара в том, что Вильямисара, человека неконтролируемого и упорного, необходимо остановить любой ценой прежде, чем он добьется принятия закона об экстрадиции. «Вообще-то, в обстановке такого противостояния человека могли убить просто в результате интриги. Но теперь я узнал вас, доктор Вильямисар, и благодарен Богу, что с вами ничего не случилось».
Похищение Марухи объяснялось еще проще. «Я похищал людей, чтобы достичь своих целей, но все было тщетно, никто не шел на переговоры, никто не обращал внимания, и я решил добиться чего-то большего, похитив донью Маруху». Не имея иных аргументов, Эскобар начал подробно рассказывать о том, как в ходе переговоров он постепенно убедился в серьезности намерений Вильямисара, его храбрости, умении держать слово и внутреннем благородстве.
«Я понимаю, что мы с вами не можем быть друзьями». Но теперь, заверил он, Вильямисар может спать спокойно: отныне ни ему, ни его семье никто не причинит зла.
– Кто знает, столько я пробуду здесь, – сказал Эскобар, – но у меня еще много друзей, и если кто-то из ваших родственников почувствует опасность, если кому-то вы перейдете дорогу – просто сообщите об этом мне, и все. Вы сдержали свое слово, спасибо, теперь я сдержу свое. Слово чести.
На прощанье Эскобар попросил Вильямисара оказать ему последнюю услугу – успокоить мать и жену, которые пребывали на грани нервного срыва. Вильямисар выполнил просьбу без особых иллюзий, убежденный, что обе женщины видят в прошедшей церемонии всего лишь коварную ловушку, расставленную правительством ради того, чтобы покончить с Эскобаром за стенами тюрьмы. Наконец он зашел в кабинет начальника тюрьмы, набрал по памяти номер президентского дворца 284-33-00 и спросил, где находится Рафаэль Пардо.
Он был у советника по прессе Маурисио Варгаса, который ответил Вильямисару и молча передал трубку. Пардо узнал глуховатый, спокойный голос, в котором слышались радостные нотки.
– Дон Пардо, – сообщил Вильямисар, – Эскобар находится здесь, в тюрьме.
Возможно, впервые в жизни Пардо воспринял новость, не подвергая ее сомнению.
– Прекрасно!
Он торопливо произнес еще несколько реплик, смысла которых Маурисио Варгас даже не пытался понять, повесил трубку и без стука вошел в кабинет президента. Прирожденный журналист (а он ни на минуту не переставал им быть), Варгас почуял за этой спешкой и скрытностью нечто очень важное. Он выдержал всего пять минут. Открыв дверь кабинета, Варгас услышал громкий смех президента, и ему стало ясно, что сообщил Пардо. Маурисио не без удовольствия представил себе ватагу журналистов, которые с минуты на минуту ворвутся в его кабинет, и посмотрел на часы. Шестнадцать часов тридцать минут. Спустя два месяца Рафаэль Пардо станет первым гражданским чиновником, назначенным на пост министра обороны после пятидесятилетнего пребывания на этом посту генералов.
Пабло Эмилио Эскобару Гавирии в декабре исполнился сорок один год. Тщательное медицинское обследование, проведенное в тюрьме, показало, что по состоянию здоровья он соответствует «молодому человеку с нормальными физическими и умственными способностями». Единственными особенностями оказались странный нарост и что-то похожее на шрам после пластической операции на слизистой оболочке носа, которые сам Эскобар объяснил травмой, полученной в юности на футбольном поле.
Акт о добровольной сдаче был подписан национальным и региональным руководителями Криминально-следственного управления, а также уполномоченным по правам человека. На обороте документа Эскобар оставил свою подпись, отпечаток большого пальца и номер потерянного удостоверения 8.345.766, зарегистрированного в Энвигадо. В конце документа секретарь Карлос Альберто Браво сделал приписку: «Сразу после подписания Акта сеньор Пабло Эмилио Эскобар пожелал, чтобы документ был также подписан присутствующим здесь доктором Альберто Вильямисаром Карденасом, подпись которого следует ниже». Вильямисар подписал документ, хотя до сих пор не понимает, в качестве кого он это сделал.
Покончив с формальностями, Пабло Эскобар простился со всеми и вошел в камеру, где ему, как и прежде, предстояло погрузиться в дела и заботы бизнеса, но уже под защитой государства, всей своей мощью стерегущего его покой и безопасность. Буквально на следующий день «тюрьма как тюрьма», о которой писал Вильямисар, стала превращаться в пятизвездочный отель со всеми атрибутами роскоши, возможностями для развлечений и порочных излишеств и первоклассными отделочными материалами, постепенно завезенными в специально оборудованном двойном кузове продуктового фургона. Через двести девяносто девять дней правительство, узнав о скандальных преобразованиях, решило перевести Эскобара в другое место без его ведома. Версия о том, что власти целый год оставались в неведении, выглядит столь же неправдоподобно, как и история об Эскобаре, подкупившем тарелкой супа сержанта и двух трясущихся от страха солдат и бежавшем со своими телохранителями через соседний лес под самым носом у чиновников и охраны, которой поручили его перевозить.
Побегом Эскобар подписал себе смертный приговор. Как он заявлял позднее, правительство действовало настолько странно и несвоевременно, что он подумал, а вдруг его собираются не переводить в другое место, а убить или выдать Соединенным Штатам. Поняв, как сильно ошибался, он попытался сразу двумя способами убедить правительство вернуть его в тюрьму: динамитом и самым жестоким террором в истории страны, а также согласием сдаться без всяких предварительных условий. Об этом предложении правительство никогда не заявляло, страну не испугали взрывы машин с динамитом, а ответные действия полиции достигли невероятного размаха.
Мир для Эскобара изменился. Тем, кто мог бы помочь ему спасти жизнь, теперь не хватало ни желания, ни аргументов. Падре Гарсия Эррерос скончался 24 ноября 1992 года от тяжелой почечной недостаточности; Паулина, без средств и работы, окруженная детьми и добрыми воспоминаниями, нашла покой в своей тихой осени, и сегодня о ней не вспоминают даже в «Минуте с Господом». Альберто Вильямисар, назначенный послом в Голландию, получил от Эскобара несколько писем, но было уже слишком поздно. Состояние, которое оценивалось в три миллиона долларов, в основном съела война и разборки внутри картеля. Семья Эскобара ни в одном уголке мира не могла уснуть без кошмаров. Став самым крупным объектом охоты в нашей истории, Эскобар нигде не осмеливался задерживаться дольше чем на шесть часов. Он продолжал свой сумасшедший бег, оставляя за собой потоки крови невинных жертв и теряя соратников, убитых, схваченных полицией или переметнувшихся во вражеский стан. Его служба безопасности ослабла, и даже собственный, почти звериный, инстинкт самосохранения утратил прежнюю остроту. 2 декабря 1993 года, на следующий день после своего сорокачетырехлетия, он не смог удержаться от телефонного разговора с сыном Хуаном Пабло, который только что вернулся в Боготу, выдворенный из Германии вместе с матерью и младшей сестрой. Хуан Пабло, обеспокоенный больше отца, через две минуты предупредил его, что пора заканчивать разговор, а то полиция вычислит место. Всегда трепетно относившийся к родным Эскобар не послушал. Между тем службам слежения удалось установить точное место в медельинском квартале Лос-Оливос, откуда велся разговор. Днем специальная группа из двадцати трех переодетых в гражданское полицейских незаметно окружила сектор, взяла под контроль дом и в четверть четвертого начала ломать дверь квартиры на втором этаже. Услышав это, Эскобар сказал сыну: «Я вешаю трубку, здесь происходит что-то странное». Это были его последние слова па свободе.
Ночь после сдачи Эскобара Вильямисар провел в самых веселых и злачных барах города, накачиваясь дешевой водкой вместе с телохранителями Эскобара. В стельку пьяный Красавчик рассказывал всем и каждому, что доктор Вильямисар – единственный человек, у которого патрон попросил прощения. В два часа ночи он неожиданно встал из-за стола и взмахнул рукой: