Самоцветы

Уральские изумруды открыты случайно в пределах так называемой Монетной дачи, т. е. громадной лесной площади, приграниченной к упразднённому ныне монетному двору в Екатеринбурге. В 1831 г. крестьянин Максим Кожевников нашёл первые изумруды на правом берегу реки Токовой между корнями вывороченного ветром дерева. От Екатеринбурга это будет на восток вёрст 60. Изумруды найдены были уже за чертой упомянутой выше четвёртой гранитной полосы, в области залегания хлоритовых и соподчинённых им слюдистых сланцев. Рабочие называют этот сланец сивяком. Вместе с изумрудами встречаются здесь бериллы, хризобериллы (цимофаны европейских минералогов, а у нас — александриты), фенакиты (белый изумруд), апатиты и рутиллы. Это единственное месторождение изумрудов во всей России, а фенакиты встречаются ещё на Южном Урале. Отдельные кристаллы изумруда достигают значительной величины. Фенакит — бесцветный минерал; иногда попадаются экземпляры, слабо окрашенные в розоватый или серый цвет. Гранёные фенакиты называются, по их блеску, "уральскими алмазами", так что они в этом отношении значительно превосходят лучшие мурзинские топазы; кристаллы фенакита попадались в несколько фунтов весом. Самые лучшие изумруды добывались в первое время, когда изумрудные копи разрабатывались казной. В это "казённое время", с 1831 г. по 1862 г., добыто изумрудов около 140 пудов, фенакитов 5 пудов и александритов 2 пуда 16 фунтов. Казна истощила месторождение и сдала его в аренду частным лицам. Но частные предприниматели ничего не могли поделать, и сейчас изумрудные копи опять в руках казны, но не разрабатываются за невыгодностью. На заброшенных копях «ищутся» разные непризнанные добровольцы и этим нелегальным путём кое-что ещё добывают. Лучшие камни были найдены на поверхности, а в глубине они оказались плохого качества. Александрит получил популярность, благодаря свойству изменять свой зелёный цвет при огне в фиолетово-красный. Он встречается мелкими гальками и отдельными кристалликами также в золотоносных россыпях Южного Урала.

Соперником Мурзинки по богатству и разнообразию минералов служат Ильменские горы, отрог Южного Урала. Там в доброе старое время, когда горные инженеры могли располагать даровою крепостною рабочею силой, заложены десятки всевозможных копей, но южно-уральский камень имеет скорее научное, а не промышленное значение. Кто составляет минералогическую коллекцию, для того Ильменские горы будут интереснее Мурзинки. Совершенно отдельно стоят месторождения синего корунда на реке Барзовке в Кыштымской даче и копь хризолитов около деревни Полдневой. Хризолиты напоминают цветом изумруд, но желтее.

Ценятся так называемые чайные хризолиты, которые играют разноцветными огнями, как бриллианты. Для некоторых поделок идут ещё южно-уральские кианиты, напоминающие цветом сапфир, но много уступающие ему в твёрдости.

Из этого беглого перечня встречающихся на Урале самоцветов можно видеть, что на сравнительно небольшой площади встречаются почти все известные в поделках камни, за самыми незначительными исключениями, как бирюза, опал и некоторые другие. Дальше мы увидим, что этот незначительный пробел с лихвой вознаграждается разрядом минералов, какие встречаются только на Урале. Наконец, мы должны сказать, что о месторождениях уральских камней мы знаем слишком мало, да и эти знания получились случайно, как например, открытие изумрудов. Можно предсказать без особенного риска, что в этом отношении Уралу предстоит ещё блестящее будущее, хотя он уже и теперь является одарённым природою с безумною щедростью, — нигде в целом свете не встречалось такого разнообразия минералов на таком сравнительно ограниченном пространстве и в таких мощных формах. Пока достаточно уже того, что Урал для минералогов всех стран является заветным краем, неисчерпаемою сокровищницей и, вероятно, таким останется навсегда. В ювелирном деле Урал славится своими синими топазами, фенакитами, александритами, малиновыми шерлами и аметистами в той же мере, как Перу славится изумрудами, Китай — шпинелями и Венгрия — опалами.

В заключение этого беглого обзора мы считаем не лишним привести несколько общих мыслей о драгоценных камнях для характеристики как их самих, так и менявшихся к ним отношений людей.

Долгое время родиной самоцветов считался жаркий юг, а существование их на севере отрицалось. Драгоценный камень, отличавшийся разными цветами радуги, казался человеку тою каплей, которая концентрировала в себе интенсивные краски южной природы, глубокую синеву южного неба и горячий блеск южного солнца. Первые самоцветы вышли из таинственных глубин Востока, может быть, с первым человеком, который обратил внимание на пёстрые гальки, как на даровое украшение; без всякого сомнения, этим первым человеком была женщина, та легкомысленно-кокетливая женщина, которую неудержимо притягивают яркое сочетание красок, пестрота и блеск. Самоцвет являлся чем-то таинственным, и около него сложилась густая сеть легенд, поверий и сказок, дошедших до наших дней. Разные волхвы, знахари и ведуны обратили эти поверья в свою пользу, а также и примитивная медицина. Царь камней, алмаз, стоит здесь, конечно, на первом месте; он предотвращает от болезней желудка, помогает в тяжёлых родах, делает носящих его угодными царю, измельчённый в тончайший порошок и всыпанный в "султанский кофе" отправляет ненужного восточному деспоту человека на тот свет, а в общем служит эмблемой чистоты и невинности. Бирюза — по преимуществу камень счастья, как отражение голубого неба и голубых глаз красавицы, а, вместе с тем, "бирюзу кто носит — не будет убит, понеже никогда не видали его (камень бирюзу) на убитом". Между прочим, бирюза прекрасно помогает при продаже испорченных лошадей и вообще при конокрадстве. "Изумруд, аще в питие положить, уймет смертоносную ядость, к укушению ядовитых змей уздравляет, говорит какая-то старинная хроника, — изумруд толчен и прият во внутрь в питии от окорму смертельного избавляет человека". Особенно видную роль в древности играли такие таинственные камни, как безуй или балангус: "вместе с хрусталем толченым ясти и медом (говорится о камне балангусе), ибо от него ум множится, жажда унимается". Средство, без сомнения, самое верное и, вероятно, от него происходит посейчас существующее народное лечение глазных болезней "приятым внутрь" толчёным хрусталём. Греки и римляне не избежали суеверного отношения к камням, заимствованного, без сомнения, с Востока. Особенно была развита у этих классических народов страсть к амулетам, предохранявшим от порчи, от дурного глаза и разных болезней. Так, аметист служил, по мнению римлян, прекрасным предохранительным средством от запоя. Вероятно, в связи с этими таинственными свойствами камней сложилось их посвящение разным языческим богам и богиням. Так, аметист был посвящён Венере (gemma Veneris), сапфир — Юпитеру; великолепные античные камеи, которыми мы любуемся в музеях, для классического человека имели глубокий внутренний смысл: классические резчики изображали Бахуса на аметисте, Нептуна и Тритона на аквамарине, Прозерпину вообще на чёрных камнях. Христианская эра, сменившая язычество, унаследовала от него некоторые суеверия, приурочив их по-своему: аметист оказался посвящённым евангелисту Матфею, кровяной сердолик — мученику Варфоломею, яспис — апостолу Петру и т. д.

Древний человек олицетворял камни, даже поклонялся им и вообще видел в них таинственно скрытые живые силы. Отсюда господствовавшее в древности деление камней на мужские и женские: первые сильнее окрашены, вообще цветистее, а вторые бледной воды. Поэзия, конечно, пользовалась камнями для разных поэтических легенд и просто для сравнения. Так, красный рубин и красное вино считались родственными, а метафорически рубин изображал красные уста красавицы. Самою драгоценной считалась та бирюза, которая, напоминая цветом глаза красавицы, имела форму женской груди. Камни могли болеть, как живые люди. Заболевший жемчуг (он считался камнем) мог вылечиться только при том условии, если непорочная девушка искупается с ним в море 101 раз. Особенно считались драгоценными камни с разными таинственными пророслями внутри, как горный хрусталь или аметист, проросший тонкими кристаллами рутила или чёрного шерла, — такие проросли римляне называли волосами Венеры, а на мусульманском Востоке волосами от бороды какого-нибудь святого. Все народы заплатили известную дань этим суевериям, как результату собственного невежества, и, кажется, одна Япония избегла общей участи и, обладая всевозможными камнями, не обращает на них никакого внимания. Древний русский человек тоже любил самоцветы, хотя выбор их у него был крайне ограничен, да и те немногие камни, какие ходили по рукам, получались из чужих краёв. Поэтому народная номенклатура крайне бедна названиями камней, а былины, кажется, знают всего один алатырь бел-горюч камень, т. е. янтарь, по толкованию учёных исследователей. Даже в период московских царей мы не пошли дальше лалов и яхонтов: яхонтец червчат, яхонтец синь или «впрозелень». Лалами и яхонтами называли самые разнообразные камни, причём главную разницу составлял цвет. Неприхотливые московские красавицы совершенно удовлетворялись и этим. Вообще, древняя и московская Русь не знала совсем хороших камней и совершенно не умела обращаться с ними, в чём можно убедиться на московской оружейной палате, где собраны лучшие сокровища тех эпох. Не говоря уже об огранке камней, сделавшейся известной в Западной Европе только в конце XV в., не умели даже прикрепить камня металлическою оправой, а просверливали в нём дыру и насаживали на металлический стержень, как это видно на некоторых царских коронах. В то далёкое от нас время, кажется, больше значения имели такие таинственные камни, как безуй или балангус. Можно удивляться только тому, что отдельные области тогдашней Руси уже имели свои областные цвета. Так, у новгородцев любимыми цветами были зелёный и голубой, у устюжан — зелёный и красный, у ростовцев — синий, красный и жётый. Впрочем, это объясняется отчасти близкими сношениями торговых гостей с тогдашнею заграницей, где уже существовали национальные цвета, как в Византии.