Страница 14 из 16
Оскорбительная речь Хохланда вызвала во мне целую бурю эмоций. Во-первых, она меня просто взбесила. Это я-то, демиург, ничем не отличаюсь от его безмозглых студенток? Это меня-то интересуют только мальчики? Секунду меня одолевало желание ответить на правду-матку тем же самым, высказав Хохланду все, что я о нем думаю. Но конец речи заставил меня задуматься. Предоставленная мне лазейка казалась чересчур уж заманчивой, чтобы кинуться в нее сломя голову. Сказать правду – и отделаться от вредоносного деда раз и навсегда? Я чуть так и не поступила, но что-то меня удержало. Отчасти – мысль о синем шаре в гостиной. Если я уйду, то мне его уж точно не видать. «Может, стоило его попросту спереть? – мельком подумала я. – Сунуть в сумку – Хохланд и через год бы пропажу не заметил, а теперь поздно…» Но было что-то еще, кроме шара.
Хохланд с безразличным лицом ждал ответа. Я подняла голову, изображая задумчивость, обвела взглядом кабинет. Книги, везде старинные книги. За стеклом кожаные корешки, серебряное тиснение, золотые обрезы. Покопаться бы тут спокойно с недельку, складывая в сумку все, что приглянется, и чтобы никакой Хохланд не стоял над душой со своими комментариями… Вдруг в моем сознании вспыхнул свет: я поняла, зачем я здесь, зачем мне Хохланд и почему я отсюда сейчас не уйду.
– Теобальд Леопольдыч, расскажите мне что-нибудь о сожженной библиотеке, – попросила я. – О книгохранилище академии, которое сгорело в Старой Деревне десять лет назад.
Брови Хохланда полезли на морщинистый лоб. Он пожевал губами, почесал бороду и проскрипел:
– Что именно вас интересует?
– Книги, разумеется. Что там хранилось, что сгорело, что удалось спасти. Там, говорят, были самые редкие книги, которые на руки выдавали только профессорам, и то под расписку, по особому разрешению…
– Хм. Неожиданный вопрос… особенно от вас, – проговорил Хохланд. – А позвольте узнать, какого характера ваш интерес к сгоревшим фондам?
– Праздный, – хладнокровно ответила я. – Детское любопытство.
Никак не отреагировав на мое нахальное заявление, Хохланд теперь глядел на меня как-то по-другому. Не то чтобы с уважением, но без прежнего пренебрежения, во всяком случае. Скажем так – с легким интересом.
– Ну что же, почему бы не ответить, – сказал он наконец. – В конце концов, я сам предложил задавать вопросы. Тем более, никакой особой тайны в этом нет. Списки книг спецхрана можно затребовать в главной библиотеке академии… Другое дело, что вам их не дадут, поскольку вы не преподаватель и даже не аспирантка. Вас, вероятно, интересуют самые редкие и ценные из сгоревших книг?
– Да, естественно.
– Я не смогу перечислить все, – предупредил Хохланд. – Моя память не безгранична.
– Можно записывать?
– Извольте. Итак… – Хохланд встал с кресла, заложил руки за спину и начал прогуливаться туда-сюда по кабинету. Я, с ручкой наготове, напряженно следила за ним.
– Для начала – небольшое вступление. Вы ведь присутствовали на моей лекции по истории Чистого Творчества прошлой зимой? Тогда вы помните, что Чистое Творчество было открыто человечеству первым мастером реальности Матвеем Кориным в Москве, в тысяча девятьсот двадцать восьмом году. Несколько лет проводились эксперименты, целью которых было разобраться в сущности происходящего чуда – а иначе это назвать было нельзя, – которые закончились созданием Академии художеств. Почти одновременно с ней возникла и библиотека. Она активно пополнялась на протяжении всего двадцатого столетия. Сочинения, имеющие отношение к Чистому Творчеству, попадали туда самыми причудливыми путями. Ядро коллекции – превосходное собрание трудов «золотого века» алхимии, так называлось Чистое Творчество в Средние века – было вывезено из Германии и Нидерландов после Второй мировой войны. Именно они и составляли основное содержание сгоревшего спецхрана.
– Вы можете назвать какие-нибудь из этих трудов?
– Разумеется. Это знаменитые книги великих мастеров. Главные из них объединяет название «Книги блужданий», они же «Книги ключей», коих ровно девятнадцать. Начнем с классики. «Tabula Smaragdina», или «Изумрудная скрижаль», авторство которой приписывается легендарному египетскому магу и алхимику Гермесу Трисмегисту. Содержит основы всей священной науки превращений. В библиотеке академии было два уникальных экземпляра шестнадцатого века. Оба для пущей сохранности увезли в книгохранилище, где они и сгинули. Далее: Валентин, «Двенадцать ключей мудрости», где символически, поэтапно, описывается процесс трансформации, иначе превращения, материи…
– Во что?
– Во что угодно мастеру. Еще – «Rosarium Philosophorum», также шестнадцатый век. Трактат перечисляет свойства всех элементов, из которых состоит мир, и их основных сочетаний. «Novum Lumen» – известнейшая книга, где детально исследован вопрос превращения невидимого в видимое и наоборот.
– Подождите, я не успеваю!
– «Трактат о камне» Келли. Именно в нем говорится, что разум есть демон, враг человека и противник демиурга. Анонимный трактат «О работе солнца». «De sulfure» сэра Джорджа Рипли, исследователя адского пламени. …
– Все, хватит, – прервала я его. У меня голова шла кругом от латинских названий. Но я не сказала Хохланду, что последнее из них я слышала в «Скептике» не далее как сегодня днем. – И что же, они все сгорели? Какой ужас!
– Да, колоссальная утрата, – согласился Хохланд, впрочем, без особого трагизма. – Но надежда еще не потеряна. Дело в том, что мы не знаем, сгорели эти книги или нет. В хранилище, насколько я помню, было пять подземных этажей. Самые редкие книги содержались на последнем, пятом. Я не знаю, в каких условиях они хранились, но обычно такие раритеты держат в ячеистых несгораемых шкафах с шифровыми замками. Пятый подземный этаж вполне мог уцелеть. Чисто теоретически, разумеется.
– Насколько мне известно, туда так и не смогли добраться? – продолжала я тянуть из Хохланда сведения.
– Именно так. Академия потратила огромные средства на расчистку завалов, но пока все впустую. Впрочем, надежды они не теряют, и, говорят, этой осенью будет предпринята очередная попытка пробиться на нижние ярусы…
Надо спешить, подумала я. Пока меня не опередили. Да еще этот «черный археолог» из вагончика, чтоб ему ногу подвернуть, мешает мне заниматься изысканиями и таскает книги прямо из-под носа. Ну ничего, я его переиграю…
– Я ответил на ваш вопрос? – спросил Хохланд.
Я кивнула, сказала «спасибо» и убрала тетрадь в сумку.
– Я так понимаю, на сегодня хватит? – правильно истолковал мой жест Хохланд. – А могу в свою очередь я поинтересоваться: зачем вам эти сведения?
– Да так, в Интернете нашла какое-то интервью и решила узнать побольше, – сказала я полуправду. – Правда, просто интересно. Как там огненные черви книги проедали и отдельные слова выгорали, это же круто!
– Ну что ж, тогда ступайте, – со вздохом произнес Хохланд. – У Тони есть ваш телефон? Я вам позвоню, когда появится возможность позаниматься, а пока обдумаю программу нашего курса…
Выйдя, я глубоко вдохнула уличный воздух, чтобы провентилировать легкие от пыли веков, чувствуя себя так, как будто совершила путешествие во времени. Чуть позже, топчась на остановке, я разглядывала дом Хохланда и прикидывала: вот его окна на последнем этаже, а круглая башня с куполом и стрельчатыми окнами – его кабинет… Купол венчало типичное для Васильевского острова архитектурное украшение – миниатюрная башенка с острым шпилем. Она была такой маленькой, что там едва поместился бы один человек. Неужели это туда вела винтовая лестница? А смысл? Где там можно разместить лабораторию? У кого из нас старческий маразм? Я про себя посмеялась, но кое-какие догадки насчет предназначения башенки у меня зародились…