Страница 3 из 6
К Садовой аж выкинул "у"! Оглоблей
или машиной, но только
мордой
аршин в снегу. Пулей слова матершины. "От нэпа ослеп?! Для чего глаза впряжены?! Эй,ты!
Мать твою разнэп! Ряженый!" Ах!
Да ведь я медведь. Недоразуменье!
Надо
прохожим, что я не медведь,
только вышел похожим.
Спаситель
Вон
от заставы
идет человечек. За шагом шаг вырастает короткий. Луна
голову вправила в венчик. Я уговорю,
чтоб сейчас же,
чтоб в лодке. Это - спаситель!
Вид Иисуса. Спокойный и добрый,
венчанный в луне. Он ближе.
Лицо молодое безусо. Совсем не Исус.
Нежней.
Юней. Он ближе стал,
он стал комсомольцем. Без шапки и шубы.
Обмотки и френч. То сложит руки,
будто молится. То машет,
будто на митинге речь. Вата снег.
Мальчишка шел по вате. Вата в золоте
чего уж пошловатей?! Но такая грусть,
что стой
и грустью ранься! Расплывайся в процыганенном романсе.
Романс
Мальчик шел, в закат глаза уставя. Был закат непревзойдимо желт. Даже снег желтел в Тверской заставе. Ничего не видя, мальчик шел. Шел, вдруг встал. В шелк рук сталь. С час закат смотрел, глаза уставя, за мальчишкой легшую кайму. Снег, хрустя, разламывал суставы. Для чего?
Зачем?
Кому? Был вором-ветром мальчишка обыскан. Попала ветру мальчишки записка. Стал ветер Петровскому парку звонить: - Прощайте...
Кончаю...
Прошу не винить...
Ничего не поделаешь
До чего ж на меня похож! Ужас.
Но надо ж!
Дернулся к луже. Залитую курточку стягивать стал. Ну что ж, товарищ!
Тому еще хуже семь лет он вот в это же смотрит с моста. Напялил еле
другого калибра. Никак не намылишься
зубы стучат. Шерстищу с лапищ и с мордищи выбрил. Гляделся в льдину...
бритвой луча... Почти,
почти такой же самый. Бегу.
Мозги шевелят адресами. Во-первых,
на Пресню,
туда,
по задворкам. Тянет инстинктом семейная норка. За мной
всероссийские,
теряясь точкой, сын за сыном,
дочка за дочкой.
Всехные родители
- Володя!
На рождество! Вот радость!
Радость-то во!.. Прихожая тьма.
Электричество комната. Сразу
наискось лица родни. - Володя!
Господи!
Что это?
В чем это? Ты в красном весь.
Покажи воротник! - Не важно, мама,
дома вымою. Теперь у меня раздолье
вода. Не в этом дело.
Родные!
Любимые! Ведь вы меня любите?
Любите?
Да? Так слушайте ж!
Тетя!
Сестры!
Мама! Тушите елку!
Заприте дом! Я вас поведу...
вы пойдете...
Мы прямо... сейчас же...
все
возьмем и пойдем. Не бойтесь
это совсем недалеко 600 с небольшим этих крохотных верст. Мы будем там во мгновение ока. Он ждет.
Мы вылезем прямо на мост. - Володя,
родной,
успокойся!
Но я им на этот семейственный писк голосков: - Так что ж?!
Любовь заменяете чаем? Любовь заменяете штопкой носков?
Путешествие с мамой
Не вы
не мама Альсандра Альсеевна. Вселенная вся семьею засеяна. Смотрите,
мачт корабельных щетина в Германию врезался Одера клин. Слезайте, мама,
уже мы в Штеттине. Сейчас,
мама,
несемся в Берлин. Сейчас летите, мотором урча, вы: Париж,
Америка,
Бруклинский мост, Сахара,
и здесь
с негритоской курчавой лакает семейкой чай негритос. Сомнете периной
и волю
и камень. Коммуна
и то завернется комом. Столетия
жили своими домками и нынче зажили своим домкомом! Октябрь прогремел,
карающий,
судный. Вы
под его огнеперым крылом расставились,
разложили посудины. Паучьих волос не расчешешь колом. Исчезни, дом,
родимое место! Прощайте!
Отбросил ступеней последок. - Какое тому поможет семейство?! Любовь цыплячья!
Любвишка наседок!
Пресненские миражи
Бегу и вижу
всем в виду кудринскими вышками себе навстречу
сам
иду с подарками под мышками. Мачт крестами на буре распластан, корабль кидает балласт за балластом. Будь проклята,
опустошенная легкость! Домами оскалила скалы далекость. Ни люда, ни заставы нет. Горят снега,
и голо. И только из-за ставенек в огне иголки елок. Ногам вперекор,
тормозами на быстрые вставали стены, окнами выстроясь. По стеклам
тени
фигурками тира вертелись в окне,
зазывали в квартиры. С Невы не сводит глаз,
продрог, стоит и ждет
помогут. За первый встречный за порог закидываю ногу. В передней пьяный проветривал бредни. Стрезвел и дернул стремглав из передней. Зал заливался минуты две: - Медведь,
медведь,
медведь,
медв-е-е-е-е...
Муж Феклы Давидовны со мной
и со всеми знкомыми
Потом,
извертясь вопросительным знаком, хозяин полглаза просунул:
- Однако! Маяковский!
Хорош медведь! Пошел хозяин любезностями медоветь: - Пожалуйста!
Прошу-с.
Ничего
я боком. Нечаянная радость-с, как сказано у Блока. Жена - Фекла Двидна. Дочка, точь-в-точь
в меня, видно семнадцать с половиной годочков. А это...
Вы, кажется, знакомы?! Со страха к мышам ушедшие в норы, из-под кровати полезли партнеры. Усища
к стеклам ламповым пыльники из-под столов пошли собутыльники. Ползут с-под шкафа чтецы, почитатели. Весь безлицый парад подсчитать ли? Идут и идут процессией мирной. Блестят из бород паутиной квартирной. Все так и стоит столетья,
как было.
Не бьют
и не тронулась быта кобыла. Лишь вместо хранителей духов и фей ангел-хранитель
жилец в галифе. Но самое страшное:
по росту,
по коже одеждой,
сама походка моя! в одном
узнал
близнецами похожи себя самого
сам
я. С матрацев,
вздымая постельные тряпки, клопы, приветствуя, подняли лапки. Весь самовар рассиялся в лучики хочет обнять в самоварные ручки. В точках от мух
веночки
с обоев венчают голову сами собою. Взыграли туш ангелочки-горнисты, пророзовев из иконного глянца. Исус,
приподняв
венок тернистый, любезно кланяется. Маркс,
впряженный в алую рамку, и то тащил обывательства лямку. Запели птицы на каждой на жердочке, герани в ноздри лезут из кадочек. Как были
сидя сняты
на корточках, радушно бабушки лезут из карточек. Раскланялись все,
осклабились враз; кто басом фразу,
кто в дискант
дьячком. - С праздничком!