Страница 11 из 135
Не за что взять, и потом там какая-то особенная нежность требуется, особенная паутинка, за которую надо повести, а я для этого дела немножко грубоват, что ли. Мне с девушками трудно было работать; или я боялся разбить эти нежные организмы - они, знаете, умеют казаться нежными, - или, может быть, там нужна женщина для специальных разговоров.
Все-таки колонию без девушек я себе не представляю. Считаю, что правильное воспитание может быть только совместным. Как в жизни люди живут вместе, так и воспитываться они должны вместе, и тогда нормально будет идти жизнь девушек и мальчиков. Такова наша советская установка.
В некотором отношении с девушками легче, но зато внутренность их души так не ковырнешь, как у хлопца. С внешней стороны они причиняют меньше затруднений. Они почти никогда не крадут, никогда не убегают, не дерутся, но, правда, ссорятся гораздо больше. (С м е х ). Как мирить их в этих ссорах - это даже для меня, с таким опытом, в значительной мере еще секрет. Так трудно добиться того, чтобы они не обиделись на тебя же и чтобы не усилить еще эту ссору.
Вообще с девушками очень трудно работать. Поэтому и книга у меня дана, может быть, без такой прямой любви к делу отражения работы с девушками...
Как реагировали сами ребята на мою книгу? Сказать, что они пришли в большой восторг, - нельзя. Они просто считают, что описана правда. Так было, говорят, так и написано. Никаких особенных вопросов у них не возникало...
Спрашивают о будущей книге - будет ли там сказано об отношениях между школой и семьей? Конечно, без этого никак не обойдешься, но о школе нужно говорить отдельно, и говорить нужно очень много. Там очень много интересных вопросов.
В записке пишут, что нужно подчеркнуть в этой книге, что должно быть созвучие отношений между отцом и матерью. Можно не подчеркивать. Само собой понятно, что если отец и мать находятся в постоянной вражде и драке, то какое же там может быть воспитание.
Хотелось бы прочесть о похвале и наказании. Об этом нужно говорить в книге. Если воспитание ведется правильно с первого года рождения, не приходится. Наказание - это уже метод перевоспитания, а не воспитания. Товарищам родителям это нужно очень хорошо знать. В нашем советском воспитании не должно быть никакого наказания.
Если вы настолько плохо воспитали своего ребенка, что он начинает вас крыть, ругать и не слушаться вас, то вы хватаетесь за наказание, причем хватаетесь за него неумеючи. Наказание - хитрая штука, и наказывать нужно умеючи. Наказывая неумеючи, можно испортить все дело. О том, как наказывать умеючи, я в своей книге думаю кое-что написать.
Но главная задача моя и ваша должна состоять в том, чтоб воспитывать так, чтобы не нужно было наказывать#11. Это очень нетрудно, если вы к делу воспитания относитесь не как к забаве или игре, а как к серьезному делу, порученному на на вашу ответственность, как к такому делу, за которое вы отвечаете перед всей Советской страной.
Вы должны понять, что плохо воспитанный ребенок - это брак, который вы сдаете государству. В нашем семейном производстве вы являетесь бракоделами (с м е х ), пользуясь тем, что нет специального браковщика, который стоял бы возле вас. Вы подсунете обществу либо лентяя, либо шкурника, либо портача, либо лакея, либо мошенника, воспользовавшись тем, что его сразу не разобрали, а потом будут браковать, но у вас уже не найдут. Если вы серьезно, с первого дня рождения сына подумаете над вопросом воспитания, то наказывать никогда не придется.
Уж на что босяки приходят в коммуну им. Дзержинского, а ведь наказание там - очень редкое явление.
Чем наше советское наказание должно отличаться от наказания буржуазного? В буржуазном наказании такая логика: ты согрешил - теперь ты страдай, обязательно страдай, сиди без пищи, либо сиди за решеткой, либо палкой тебя треснут, страдай.
У нас такой советской логики быть не может. Наше наказание должно быть таким способом воздействия, когда конфликт разрешается до конца и нового конфликта не получается. Такое наказание вполне возможно и уместно, в особенности в семье.
Вопросы все.
Теперь несколько заключительных слов.
Многие товарищи совершенно правильно указывали на недостатки моей книги, в частности тут говорили, что воспитатели плохо изображены - как-то мельком. Не думайте, что это нарочно вышло, это чисто художественный недостаток. Работа девушек отражена слабо - это тоже большой недостаток чисто художественного порядка.
Таких недостатков, конечно, много, и я считаю, что всех недостатков художественного порядка вы даже не назвали. Есть очень растянутые места, есть неправильные, неточные выражения, которые дают возможность толковать и так и этак. Возьмите хотя бы разговор о механическом воспитании. Значит, плохо изложил, не так, как следует.
Но я считаю, что так как главное мое дело все-таки педагогическое, то особенно придираться ко мне никто не имеет права. Я не давал никогда и никому никакого обязательства написать художественную книгу#12.
Я лично убежден в том, что каждый из нас, работающий на таком большом и интересном деле, как наше, скажет: можно писать. Я вчера был у вас на заводе. Ведь у вас прямо какая-то музыка, а не завод. Если бы вы захотели подробно, искренне и честно описать вашу работу с первого дня прихода на завод до сегодняшнего дня - ваши разговоры, ваше участие в производстве, в борьбе, - получилась бы увлекательная книжка.
Я являюсь сторонником именно такой литературы. Я не могу представить себе, как это можно в Советском Союзе писать вымышленные книжки, когда не нужно ничего выдумывать. Зачем тут выдумывать и что выдумывать? Выдумать завод "Шарикоподшипник", когда он существует, когда это реальный завод и тут есть реальные люди, реальная борьба и реальные столкновения?
Я считаю, что теперь нет никакой особенной заслуги в том, чтобы написать приличную и интересную книжку.
Если у вас есть такие люди, которые захотят такую книгу о своей работе написать, то нужно внимательно, до мельчайших подробностей знать свое дело, следить за ним и кое-что записывать... Есть много подробностей, которые могут выскочить из памяти. Их нужно записывать. Через 3-4 года вы сможете написать интересную книжку.
Еще раз благодарю вас за внимание ко мне, к моей работе и книге, желаю вам от души в дальнейшей вашей работе добиваться больших успехов и о вашей работе рассказать другим людям так, чтобы она была реальна, интересна и памятна. (Б у р н ы е а п л о д и с м е н т ы.)
РАЗГОВОР О ВОСПИТАНИИ
Вступительное слово У нас нет еще полноценной методики воспитания, и мы должны ее создать. Критики, разбиравшие "Педагогическую поэму", больше всего меня ругали за недооценку теории педагогики. Но когда я писал свою книгу, то меня занимала не классная жизнь, а проблема воспитания и перевоспитания правонарушителей. Мой опыт воспитательной работы привел меня к тому выводу, что нам нужно создать методику воспитания. Я получил высшее педагогическое образование#1, перечитал все, что есть в литературе по вопросам воспитания, и все это меня нисколько не удовлетворило. Я не получил метода работы. Я полагаю, что в интересах дела нужно отличать школьную методику учебной классной работы от методики воспитания. Желательно у вас в институте создать специальную кафедру воспитания, которой у вас до сих пор нет.
В начале моей "Педагогической поэмы" я показал свою техническую беспомощность. В 20-м г., когда я приступал к перевоспитанию правонарушителей, я не имел ни инструмента, ни метода. Я оказался в лесу с пятилинейной лампочкой и стаей бандитов. Я оказался педагогически беспомощен, и тогда, при тех условиях, я назвал педагогику шарлатанством... Тогда я сделал большую ошибку, что ударил своего воспитанника Задорова#2. В этом было не только преступление, но и крушение моей педагогической личности. Я тяжело переживал эти минуты и как человек и как педагог.
Всегда я считал подобные факты большим педагогическим преступлением и за это сам отдаю своих подчиненных под суд. Года через два после столкновения с Задоровым я понял и открыто сказал, что нужна педагогическая наука, но не оторванная от жизни, а связанная с ней и помогающая воспитателю в практической работе. Я уверен, что она будет, в этом меня убедил мой шестнадцатилетний опыт. Мне пришлось быть руководителем в трех колониях НКВД#3.