Страница 2 из 2
Алешка Сидорин не плакал. Он бродил по школе молчаливый и суровый и все о чем-то думал. Только к ночи он оживился и пришел ко мне с листком бумаги:
- Хлопцы согласны. Вот тут написали, у кого есть, а у кого нет, и так хорошо.
На листке бумаги были в колонку выписаны фамилии и против каждой стояла сумма; три копейки, пять копеек, одна копейка. Алешка объяснил, что это собрано четыре рубля пятьдесят девять копеек, чтобы послать Яблонскому большую телеграмму, в телеграмме все написать.
Я ничего не сказал Алеше, и мы сели писать телеграмму. Она вышла действительно очень большой и подробной. В ней мы не столько обращались к Яблонскому, сколько к глупой судьбе и требовали, чтобы она с большим уважением относилась к человеческому подвигу. Телеграмма эта обошлась нам в десять рублей, сложились и учителя. Ее отправка успокоила ребят: грустные, но уже без рыданий отправились они спать. А на другой день мы получили и ответ от Яблонского, в котором он благодарил нас и обещал поправиться и когда-нибудь снова к нам прилететь.
Через неделю мы видели на платформе обломки аэроплана Яблонского, которые проследовали через нашу станцию в Киев. А еще через неделю меня вызвал на соседнюю узловую станцию жандармский штаб-ротмистр. Он сидел за большим столом и рычал на меня:
- Сегодня сбор денег на телеграмму, а завтра для чего? Сегодня Яблонскому, а завтра кому?
- Господин ротмистр, но ведь...
- Что вы там еще говорите...
- Но ведь... военный летчик! Поручик!
Ротмистр дико глянул на меня:
- Вдолбите себе раз и навсегда в голову: военный он или не военный, это вас не касается. Понимаете? Если не понимаете, смотрите, чтобы я не объяснил вам как следует.
- Я понимаю, - тихо сказал я.
Он посмотрел на меня подозрительно и отвернулся:
- Можете идти. На этот раз мы ограничимся увольнением.
Я ушел. Я действительно все понял. Действительно подвиги военных летчиков моей страны не имели ко мне никакого отношения. Пусть, это в конце концов и раньше было ясно. Я не страдал и не жалел себя, но мне до рыданий стало жалко поручика Яблонского. В таком случае, для кого приносит он свою жизнь в жертву? Неужели для жандармского штаб-ротмистра?
Возвратясь домой, я нашел на столе распоряжение немедленно уволить из школы Алексея Сидорина.
***
Яблонский погиб во время войны с немцами. Я сейчас часто вспоминаю этого веселого простого поручика. Его жизнь так характерна для последних лет царской реакции. Так холодно и так неуютно было героям в нашем отечестве, и поэтому так мало знали люди, что у них есть отечество. Большому человеческому чувству, чувству любви к родине, чувству гордости и радости за нее так мало было простора. И сейчас, когда невозможно различить, где кончается героизм отдельного человека и начинается героизм моего народа, когда каждое движение сердца и каждое движение советских самолетов так душевно и так родственно связаны, я благодарю судьбу, что она позволила и мне жить в наше прекрасное, горячее и искреннее время.
ПРИМЕЧАНИЯ
ИЗ ИСТОРИИ ГЕРОИЗМА
Впервые - в газете "Ленинградская правда" № 197, 27 августа 1937 года под названием "Случай из прошлого".
В газетной публикации (очевидно, из-за ограниченности места) текст рассказа подвергся сокращениям. В настоящем издании он полностью восстановлен по авторской машинописи.
Стр. 374. Сборники "Знания" - сборники, издававшиеся прогрессивным издательством "Знание" при непосредственном участии А. М. Горького. В них публиковались произведения демократически настроенных писателей-реалистов. С 1904 по 1913 г. вышло 40 сборников.
"Донская речь" - политико-общественная и литературная газета, издававшаяся в Новочеркасске в 1887 - 1908 гг.
"Журнал для всех" - ежемесячный иллюстрированный научно-популярный и литературный журнал. Издавался в Петербурге в 1896 - 1906 гг. В начале XX века был оппозиционным по отношению к самодержавию. Пользовался популярностью в демократических кругах русского общества.