Страница 18 из 20
– Мне приятны твои поздравления, – несколько сухо ответила Хейдвиг, – но мне нужно прямо сейчас еще раз просмотреть записи. Надо попрактиковаться завтра.
Икол легко запрыгнул на высокий прилавок и сел, подперев голову левой рукой. Его лицо приняло недовольный вид, но на него нельзя было смотреть без улыбки.
– Так ты мне не сделаешь горячего кофейку? – спросил он, растягивая слова. – Со сливками?
– Ты следил за мной? – поинтересовалась Хейдвиг. – Где твои агенты? Я их не вижу, значит, этот ход ты выиграл, признаю.
– Надсмотрщики за тобой есть, но ищешь не там, – рассмеялся Икол. – О кофе я серьезно.
– Тогда идем на кухню. Там и поговорим.
– Лучше здесь. Я удобно устроился и не желаю спускаться, – ответил Икол.
Чтобы ускорить процесс, Хейдвиг приготовила питье в кофемашине, а сливки добавила из баллончика, найденного в холодильнике, потому что, пытаясь добавить обычные сливки, она едва не сломала трубку каппучинатора. Кофе Икол проглотил залпом и поставил чашку справа от себя.
– Ты больше ничего не хочешь мне рассказать? – небрежно спросил он. – О жерновах.
Хейдвиг удивленно посмотрела на него.
– В твоей мастерской есть такая штуковина – утилизатор называется. Бросай под стол все, что считаешь ненужным – и он все уничтожит. Находится под полом, работает автоматически. Самой под стол лезть не советую. Что упало – то пропало, как говорят.
И улыбнулся ей, немного оскаливая зубы.
– Карточку, – произнес он и выгнул спину, словно рассерженный кот.
Хейдвиг достала кусок пластика из кармана штанов и демонстративно передала его Иколу. Тот снова улыбнулся, довольный, и сунул пластик во внутренний карман своего синего пальто.
– Так лучше для тебя. Твою принесу через день, и будем создавать новую Хейдвиг-2. Мне интересно, как там наша маленькая Августа. Ей не было больно, когда ты ее вот так порезала, а потом бросила в жернова?
Тон, которым он это произнес, был сухим, но Хейдвиг испугалась по-настоящему.
– Вижу, мои слова произвели на тебя впечатление, но что с тобой? – весело рассмеялся Икол. – Это же бездушная, неживая кукла, вещь, которую я, шутя, назвал Августой.
Садист, – еле выдавила сквозь зубы Хейдвиг.
– Согласись, от страха ты ловишь кайф, – Икол продолжал прикалываться. Он схватил чашку и надел ее на нос, измазавшись в кофейной гуще. – Представь, куколка, на каком месте она сейчас окажется?
Хейдвиг ничего не сказала – только выхватила чашку, грохнула ее об пол и побежала наверх, подгоняемая смехом Икола. Дождавшись, пока она не закроется в спальне, он поднялся наверх и разместился в гостиной на софе, не переставая хохотать и выкрикивать разный бред. И так всю ночь, мешая Хейдвиг изучать записи.
***
Крики прекратились незадолго до рассвета, и Хейдвиг впала в глубокий сон, в котором она ничего не видела, а проснуться ее заставило покалывание небритого подбородка об ее щеку. Она вскочила и увидела обнаженного Икола в своей постели. Он лежал, подперев голову левой рукой, и прошептал:
– Что я такого в тебя нашел? У меня бывали и получше.
Не успел он договорить, как в него сперва полетела подушка, а потом – ваза с тумбочки.
– Ты как здесь оказался? Ты трахал меня без презика? – визжала Хейдвиг на всю комнату, громче кошки. – Ты извращенец, ты ненормальный, ты – маньяк!
В ответ Икол только рассмеялся.
– Те хотя и покрасивше, зато тупые. А ты у меня норовистая кобылка, поэтому и нравишься. Не хватает только царапин от твоих коготков, а так все было отлично.
– Будут тебе сейчас коготки и царапины! – крикнула Хейдвиг и приготовилась броситься на Икола. Он успел схватить ее за руки, перевернуть на спину и выскочить из постели.
– Бешеная какая-то, – процедил он сквозь зубы, стаскивая простыню и обматываясь ею.– Не было у нас ничего, а могло бы, и к черту все уставы Корпорации.
Хейдвиг рассматривала его мускулистую спину, пока он одевался, а потом спросила:
– Тогда о сговоре ты говорил серьезно?
– Клоуном меня считаешь? А я и есть клоун в определенном смысле, – снова рассмеялся Икол. – Что до сговора, я – серьезно. И ты – ключевая фигура в моем плане. Пока изучай, как надо делать товар, а я скажу, что и когда понадобится от тебя, куколка.
В этом обращении Хейдвиг что-то не понравилось, но что именно, она не смогла уловить.
– Я приготовлю завтрак, – Хейдвиг сменила тему разговора.
– Только не твое фирменное блюдо – зеленую размазню, которую ты называешь отварной капустой, – улыбнулся Икол. – У тебя только кофе получается. Поем в другом месте.
В ответ полетела керамическая статуэтка – и мимо, разбилась на куски.
– Ты всю мебель перебьешь, – снова улыбнулся Икол. – Что оставишь Корпорации на память о себе?
– Не собираюсь ничего оставлять! Я возьму от нее все, что смогу и даже больше, чем смогу.
Икол ухмыльнулся.
– Пусть будет так. Возьмешь больше, чем сможешь унести. Даже свое прошлое подберешь.
Наконец, он обулся, накинул пальто и, ни слова не говоря, вышел.
Подушка ударилась об закрытую дверь.
Хейдвиг пришлось расставлять все по местам и убирать осколки.
Потом – душ, завтрак, записная книжка, мастерская и ни одного клиента за день.
Следующий день прошел точно так же.
На третий день пришел Икол, молча положил на прилавок карточку и оставил Хейдвиг одну.
Все повторялось, будто это был однообразный сон, не допускающий изменений.
День девятый Хейдвиг встретила на кухне за столом и с раскрытой записной книжкой. Было шесть утра, когда ее начал безжалостно пытать будильник. Все нейроны ее мозга откликнулись бешеным криком, и его нельзя было вырубить, даже нажав на кнопку будильника. Они хотели растерзать ее на части, взорвать мозг. Успокоительные и обезболивающие не помогали, клетки мозга словно сговорились выкрикивать слова той кошмарной считалки, особо выделяя последнюю строку, о которой Хейдвиг совсем забыла:
– Хватит! ПРЕ-КРА-ТИТЬ! ЗАМОЛЧИИИИТЕ!!!!!! – выла на всю кухню Хейдвиг. Но мозг продолжал пытку. Ей казалось, что считалку выкрикивают не куклы, а кто-то другой, и не много голосов, а четыре, один из которых – ее собственный, декламирующий последнюю строку этого бреда.
– …А ты кровь нам дать сюда пришла? – кричало ее сознание все громче и громче.
Все закончилось также внезапно, как и началось. Хейдвиг тяжко дышала, ее лицо было в холодном поту. Она почему-то лежала на столе, ее руки покрывала темно-красная жидкость, так похожая на кровь. Ее конечности продолжало бить, как будто от тока. Почему – не помнила. Слабость прошла быстро. Хейдвиг спустилась со стола, встала на ноги и поплелась в ванную мыться. Затем Хейдвиг протерла стол губкой и облегченно вздохнула. Все закончилось. Но в голове ничего не осталось.
Хейдвиг с трудом заварила чай и сделала к нему сандвич. Есть и пить после такого не хотелось. В животе ощущалась тяжесть. Еда подступала к горлу, не желая перевариваться, чай плескался в желудке, угрожая прожечь его стенки насквозь. Ощущения обострились до болевых, заставляя Хейдвиг балансировать на грани между сознанием и безумием. Неудачное движение – и чашка с недопитым чаем упала на пол, чай потек и сформировал силуэт куклы. Его контуры напоминали Хейдвиг что-то знакомое, но сейчас она не могла вспомнить, кто или что бы это могло быть.
Опять пошла в ход тряпка, но тут начали раскрываться двери, и знакомый голос, насвистывавший простенький и вместе с тем ненавязчивый попсовый мотив, вплыл в кухню. Икол застал Хейдвиг в таком виде: на коленях, с грязной тряпкой в руках, бледную и дрожащую.