Страница 12 из 13
— Одним словом, ты оставляешь меня с этими молодчиками, нашими союзниками?
— Сиди, я не кончил, — он набрал номер. — Генри? Это Сай. Быстренько подбрось мне кого-нибудь из твоих ребят и оповести остальных. У меня здесь подполковник Грэм, да, тот самый. Да, новости поистине сенсационные.
— Что ты задумал?
— Я тебя спасаю. Вывожу из игры. Ты им скажешь, что повстанцы разгромлены, что Мукиели убит, что-нибудь в этом роде. Это твой единственный шанс.
Через десять минут квартира Саймона была битком набита репортерами, на меня нацелились десятка два микрофонов. Я сидел у окна и ждал, пока последний опоздавший настроит диктофон.
— Что там случилось, Патрик? — крикнул кто-то. — Мукиели занял столицу?
— Джентльмены, — сказал я. — Должен вас огорчить — части Мукиели разбиты. (Кто-то удивленно свистнул.) Да, джентльмены, произошла досадная случайность, от которой не гарантирован ни один военачальник. Сегодня на рассвете части Мукиели завязали бои в предместьях столицы, но… Полковник Мтанга Мукиели вместе со всем штабом погиб при налете истребителей на передвижной командный пункт. Оставшись без командования, подразделения Фронта деморализованы и рассеяны превосходящими силами противника. Это все. Прошу прощения, мне трудно говорить, я взволнован — мы понесли большую утрату… Подробности я сообщу вам позже.
Давя друг друга, опрокидывая стулья, репортеры понеслись к выходу и загромыхали по лестнице. Я ушел следом за ними, избегая встречаться взглядом с Саймоном. Я находился в каком-то полусне, но это состояние мгновенно улетучилось, как только на стоянку перед домом Саймона вылетел голубой «корвет». Мне удалось оторваться от них и на этот раз — все-таки я служил не в бакалейной лавочке и кое-что умел. Снова началось бесцельное блуждание по улицам. Одним махом я уничтожил бравого полковника и его воинство, но Райли узнает об этом, когда сообщение передадут по радио, а мои преследователи — и того позже.
Устав кружить по городу, я вспомнил о своем охотничьем домике и помчался туда. Предварительно я позвонил Райли, но его не оказалось на месте, его как раз вызвали к шефу. Ободренный (это могло означать и то, что шеф уже слушал радио), я сообщил секретарше, что именно она должна передать генералу, — в том числе и то, что моя жизнь зависит теперь только от него. Я мало надеялся на его чувства, но все же слишком многое нас связывало. Ночь напролет я просидел в домике, сжимая винчестер и вслушиваясь в каждый шорох, измученный голодом и жаждой, загнанный в угол. А утром на опушке появился знакомый голубой автомобиль. И еще один, серый.
Сейчас уже середина дня. Они пока не предпринимают попыток атаковать — печальный пример того, которого я уложил при первой попытке, их, судя по всему, не особенно воодушевил. Утащив своего раненого, или, надеюсь, убитого, они стали палить из автоматов, укрываясь за деревьями, но скоро поняли, что этим многого не достигнешь, и перестали. И они, и я определили уже, что их верный шанс — темнота. Осветят домик фарами, швырнут что-нибудь зажигательное, и мне придется выстрелить себе в висок — лучше уж это, чем попасть к ним на допрос. Райли, кажется, ждать уже бесполезно, скорее всего, он решил превратить в очередную жертву гванеронской разведки и меня.
Между деревьями показался белый лоскут, потом человек, размахивающий им, вышел на открытое место и направился к домику. Я прокрался к простенку и встал так, чтобы видеть окно, выходящее на противоположную от парламентера сторону. Эти их штучки давно известны, в стычках с федаинами они применяют именно такой способ — пока с одной стороны звучит записанный на пленку призыв сдаться, с противоположной тем временем подбирается поближе пулеметчик.
Господи, да ведь это Райли с белым флагом! Я уронил винчестер, выбежал на крыльцо и бессильно опустился на ступени, меня била дрожь.
— Ах ты, блудный сын! — Райли отшвырнул белый платок, достал из карманов кипу газет и плоскую фляжку. — Глотни-ка.
Я высосал фляжку досуха, потом сказал: — Тэд, пошли побыстрее в машину, зябко что-то. В машине я набросился на газеты. На первых полосах красовался портрет полковника Мукиели в траурной рамке. О покойном было сказано много теплых слов, за ним признавали крупные заслуги в деле борьбы с коммунистическим проникновением в Африку. Посмертно он был награжден нашим военным орденом. О его смерти и разгроме его подразделений было написано с подробностями, которых не знал и я сам, и это было интересное чтение. Я перебирал газеты и вдруг наткнулся на улыбающуюся физиономию Бэйба, обведенную черной каймой. . Ниже сообщалось, что наш резидент в Гванеронии капитан Корберс погиб вместе со всем штабом Мукиели, и нация скорбит, посмертно наградив его и присвоив его имя строящемуся эсминцу.
— Увы, друг мой, увы, — сказал Райли в ответ на мой растерянный взгляд. — Гроб на лафет, он ушел в лихой поход… Я был уверен в тебе, но не вполне уверен в нем. Кстати, мы с тобой тоже награждены военными орденами, но, слава богу, не посмертно. Я получил вторую звезду, ты — полковника.
— Значит, историю замяли? — с облегчением спросил я. — Все сойдет с рук?
— Ну конечно, а как же иначе? Можно было дождаться сразу. Что же, шеф отважился бы признаться, что свалял дурака, а правительство и министерство обороны — что отпустили на сорок пять миллионов оружия призраку? А сенаторы и президент, у которого, кстати, на носу выборы — что бухали в колокола, не заглянув предварительно в школьный учебник географии?
— Значит, наши деньги…
— Останутся при нас. Кто посмеет их у нас отнять, не придав дело гласности? Вообще-то мои ребята записали разговор президента с шефом — знаю я эту парочку, их постоянно следует писать… У них был большой соблазн сделать и нас с тобой жертвами гванеронской разведки, но я дал понять, что где-то в частном банке в сейфе лежат все материалы об этой истории, которые в случае нашей «случайной» смерти автоматически передаются нашей и европейской прессе и политическим соперникам президента. Приятное дело — шантажировать президента, никогда раньше не доводилось.