Самый далёкий берег

— Всех, — сказал Кирьянов бесстрастно. — Когда отплыли все шлюпки и он стал погружаться, тут мы и заработали. Могу вам сказать по секрету, что на дно он шел уже пустым. Вообще с кораблями вроде “Титаника”, о которых заранее известно, что они потонули на большой глубине, а то и пропали без вести, очень легко работать.

— Насколько я помню, до “Титаника” все же добрались глубоководные аппараты?

— А толку-то? — хмыкнул Кирьянов. — Заранее было ясно, что ни единой косточки они не узрят — за десятки лет их надежно растворяет морская вода, это всем известно и не вызывает ни малейших подозрений. Еще легче с теми кораблями, что до сих пор считаются пропавшими без вести — там можно было работать практически в открытую. Вот с “Адмиралом Нахимовым” оказалось не в пример потруднее — туда примчались спасатели, стали вылавливать трупы, пришлось подбрасывать чертову уйму биоманекенов…

— А зачем? — спросил Терехов. — Ах да, я и забыл… Кадры?

— Кадры, — сказал Кирьянов без улыбки. — Самый простой и легкий способ пополнять ряды. Среди всей этой публики эпохи парусного флота полупиратов-полуисследователей столько подходящего народа, что можно грести каждого второго, не считая каждого первого. Назвать бы вам кое-какие имена — ахнете…

— Представляю себе, — сказал Терехов. — И Магеллан, чего доброго, у вас, и капитан Кук…

Кирьянов загадочно улыбался — с чересчур уж раздражающей уверенностью в себе, какой не полагалось пациенту психушки, и Терехова это неприятно задело.

— Значит, вы твердо стоите на том, что это дневник, а? — спросил он, попытавшись улыбнуться столь же загадочно.

— А так оно и есть.

— Да-а? — протянул Терехов. — А знаете, где я вчера был? Не пожалел времени. Заглянул к вам домой, с супругой побеседовал, в пожарной части вашей с людьми поговорил… Интересные вещи выяснились. И жена ваша, и сослуживцы категорически не упомнят, чтобы вы за последние несколько лет в какую бы то ни было командировку отлучались. Как жили в нашем городе, так и жили.

— Ах, вот оно что… — лениво поморщился Кирьянов. — А вы еще не поняли? Ну да, конечно, в каком-то смысле я и не исчезал никуда… А зачем? Технология гораздо изощреннее. На моем месте был биоманекен. У нас их отлично умеют делать, могу вас уверить. По сути, полная копия. Замени меня… или, скажем, вас, никто и не заметит подмены. Полное подобие. На творческую работу это создание, сразу уточню, неспособно — так что если подменить им, ну, хотя бы физика-теоретика, Ландау какого-нибудь, никакими выдающимися открытиями “Бим” публику не порадует, поскольку к самостоятельной высокой интеллектуальной деятельности абсолютно неспособен. Ну, а заменить рядового пожарного или рядового, уж не обижайтесь, психиатра гораздо проще. Полная копия.

— Хотите сказать, он и с вашей женой вместо вас спал?

— Ага, — безмятежно сказал Терехов. — И в преферанс с мужиками резался, и пиво пил, и с женой спал…

— И вы об этом так спокойно говорите?

— А что тут такого? — с некоторым удивлением спросил Кирьянов. — Это ж не сторонний какой-то хахаль, это, если прикинуться, я сам, мое точное подобие, прекрасно имитирующее именно мое поведение… Под электронным микроскопом не отличишь.

— Интересно… — покрутил головой Терехов.

— Обычная практика. Копия, поймите, моя точная копия… Что ж тут ревновать? Вы мне так и не сказали, как ко всему этому относитесь…

— К вашему роману?

— Да тьфу ты, господи! — с неприкрытой досадой сказал Кирьянов. — К дневнику! Что, не верите?

— Не верю, — сказал Терехов.

— Беда мне с вами… — поморщился Кирьянов. — А теперь? — Он повернулся вполоборота на хлипком стуле. И не сделал больше ни одного движения, остался в прежней позе, но в кабинете вдруг зашелестело, зашуршало, истории болезни и прочая бумажная канцелярия вдруг вспорхнули с полок, закружили ворохом, сначала показалось, в хаотическом беспорядке, потом обнаружилось — в упорядоченном танце, бумаги кружили, не сталкиваясь, выписывая восьмерки и круги, поднимаясь к потолку и опускаясь ниже стола. Терехов приложил героические усилия, чтобы сидеть спокойно, не сорваться с места.

— Да хватит вам! — выкрикнул он наконец.

— Хозяин — барин, — дернул плечом Кирьянов. И летающие бумаги моментально потянулись на прежнее место, сухо шелестя, устроились на полках в прежнем порядке.

— И как же это у вас получается? — сердито спросил Терехов.

— Как? — Вот тут на лице Кирьянова на миг появилась растерянность. Не знаю, как объяснить… Солнце еще не зашло, его излучение обдувает Землю… Бумага — это в первую очередь целлюлоза… Вот и все, если вкратце, по-другому не получится…

— Ценная научная информация, — фыркнул Терехов, стараясь не выказывать растерянности.

— Какая есть, я, честно говоря, сам не знаю подробностей… Ну, а теперь?

— Теперь? — саркастически ухмыльнулся Терехов. — А что, собственно говоря, “теперь”? Бумаги летали по комнате. Ну и что? Что вы мне этим доказали? Я не уверен, что это вообще было в реальности. Быть может, вы гипнотизер-самоучка. Самородок из провинции. Гипнотизер творит и не такое… Вы мне продемонстрируйте что-нибудь поубедительнее, и не мне одному…

— Интересно, — сказал Кирьянов без всякого раздражения. — Мне что, прикажете из мезонного излучателя палить во дворе больнички? Предварительно выстроив у окон персонал и постояльцев? Кто мне такое позволит, доктор…

— Значит, не можете?

— На публике? Категорически не положено.

— Ну да, я так и думал…

— Ну а все же, любезный доктор?

— Что — все же? Ну, написали вы небезынтересный фантастический романчик. Ну, гипнозом владеете… И что дальше? Проверить ваши утверждения решительно невозможно. Или можно?

— Н-ну…

— Вот видите! — торжествующе сказал Терехов. — Мне тут за семнадцать лет преподносили истории и похлеще. Куда там хлеще! Простите уж, но фантазия у вас не самая богатая…

— Ну а если допустить на минутку? — вкрадчиво спросил Кирьянов. — Всего лишь допустить, а? Допустить, что все описанное — чистейшая правда… Что все так и было? Можете вы чисто теоретически высказать свое отношение?