Страница 18 из 24
Меншиков всадил еще три заряда в неподвижную тушу, окончательно разнеся ее на куски. Пошел дальше, напряженно прислушиваясь к лесу. В кронах продолжались возня и шипение, этому тоже стоило уделить внимание — на Земле мелкие хищники не нападают на человека, а на других планетах возможно всякое, лишь бы пришелец показался им съедобным…
Вторая «черепаха» появилась, когда в мешке у Меншикова лежало уже десятка три кругляшек. На этот раз он подпустил зверюгу на десять шагов и прикончил одним точным выстрелом.
Он стоял посреди сумрачного, мерзко пахнущего леса, слушал визготню в листве над головой и шептал севшим голосом, глядя на неподвижное чудовище: «Бедный Йорик, бедный Йорик…» — то ли смеясь сквозь слезы, то ли плача сквозь смех. Хотелось стрелять по всему, что движется, палить до копоти на ладонях и звона в ушах. Превратиться в машину для убийства. Он стоял, и вдруг что-то тяжелое упало сверху на плечи, придавило, сбило с ног.
Шею жгло, как огнем. Мешок и иглер отлетели в сторону, над ухом шипело и подвывало. Зарывшись лицом в вонючие листья, Меншиков левой рукой пытался сбросить со спины что-то тяжелое и мохнатое, а правой лихорадочно шарил в поисках иглера. Два пальца левой руки вдруг перестали слушаться, но ладонь уже наткнулась на ребристый цилиндрик. Не глядя, Меншиков ткнул им за плечо, в мягкое и мохнатое, нажал на спуск. Несколько секунд лежал, бессильно раскинув руки, глядя в кроны.
Он так и не смог определить по скудным останкам, как выглядела свалившаяся сверху тварь. Выстрел оставил одни клочья — значит, зверь был маленький. Левая ладонь оказалась прокушенной до кости, шея залита своей и чужой кровью, но вен и артерий зверь не задел. Тут как нельзя более кстати подвернулась третья «черепаха». Метким выстрелом ей оторвало лапы. Меншиков ушел, пошатываясь, а она еще долго билась, разметывая листья.
Спустился диск. Мешок у Меншикова забрали сразу. Диск высадил его во дворе и сразу же взлетел — теперь Меншиков знал, что они улетели в сторону купола.
Он вернулся как раз к обеду. Хотел пройти мимо переполненной столовой, но в горле невыносимо пересохло, и пришлось зайти. Разговоры вполголоса сразу оборвались, все смотрели на него, а он стоял и стакан за стаканом глотал сок. Мутило. Он догадывался что являет собой жутковатое зрелище. Хорошо еще, что девушки не визжали, он терпеть этого не мог.
Напившись, повернулся к двери и бросил на ходу:
— Фатах, за мной…
Три таблетки стимулятора, брикетик АС. Меншиков сбросил на пол бренные остатки комбинезона, встал в маленькую ванну под пронзительно холодную струю душа. Вода моментально побурела. Раны защипало, потом щипало и пекло сильнее — когда Фатах что-то уважительно и жалостно бормоча по-турецки, накладывал биоклей. Свежая рубашка липла к непросохшему телу.
— Значит, так, Абдель, — сказал Меншиков, морщась от зудящей боли в прокушенной руке. — Если корабли на ходу, мы взлетим. Если нет… что ж, будет хорошая потасовка, иншалла… Что у вас новенького?
— Они неожиданно расширили зону захвата — самое малое на световой месяц.
— Понятно, сети-то опустели… Что это за желтоволосая парочка, не установили?
— Мы пробовали объясниться. Они рисуют какое-то незнакомое созвездие.
— Но вы хоть втолковали им, что придется бежать? А то возись с ними потом…
— Они поняли, Белаш хорошо рисует.
Это был совсем другой Фатах, прежний — энергичный, преисполненный веры в безоблачное будущее и земное могущество. Меншиков не мешал ему торжествовать и вскоре отпустил, чувствуя себя прекрасно: у него были оружие, план действий и знание обстановки, а все это вместе взятое многое значит. И позволяет со спокойной душой вздремнуть до вечера, потому что ночью спать не придется — если повезет, только сегодня, а если нет — у покойника достаточно времени, чтобы отоспаться за все проведенные вне постели ночи…