Страница 26 из 108
Де Тревиль долго молчал, глядя на него с непонятным выражением лица. Странное дело, но д'Артаньян отчего-то почувствовал жалость к этому сильному и незаурядному человеку. В некотором смысле оба они были обречены поступать так, а не иначе - ни честь, ни жизнь, ни судьба не оставляли им другого выбора, и было мучительно больно это осознавать.
- Д'Артаньян, д'Артаньян... - произнес наконец де Тревиль с неподдельным сожалением. - Ну что же, переубедить я вас не могу. Вы поступаете совершенно правильно... но, быть может, делаете ошибку. Как дворянин я восхищаюсь вами, но как верный слуга ее величества вынужден заметить, что вы поступаете крайне неосмотрительно, и это повлечет самые губительные последствия для вашей карьеры.
- Как знать, господин граф, - сказал гасконец. - Как знать...
- Могу вам пообещать одно: лично я никогда не стану ничего умышлять против вас. Но и воспрепятствовать ничему не смогу, в силу взятых на себя обязательств я даже не смогу хотя бы один-единственный раз предупредить вас, если мне что-то станет известно... Вам угрожает нешуточная опасность, вам многого не простят.
- Ну, это мне уже известно, - сказал д'Артаньян. - Что же, спасибо и на том... В сущности, господин де Тревиль, в нашем с вами положении нет ничего нового. Мы с вами всего-навсего смотрим на одно и то же с двух разных точек зрения. Вы давненько не бывали в Гаскони, но, без сомнения, помните, что мы, гасконцы, называем примыкающий к нашей стране залив Гасконским, а наши соседи, испанцы, именуют его Бискайским. Но сам залив - один и тот же. То, что его именуют двумя разными названиями, решительно ничему не мешает и ничего не меняет - те же волны, приливы и отливы, бури и корабли...
И он решительно поднялся, раскланявшись со всей возможной грацией.
- Вы обдумали все? - спросил де Тревиль, тоже поднявшись из-за стола.
- Не сегодня, граф, - сказал д'Артаньян, - Отнюдь не сегодня. У меня было достаточно времени, честное слово.
- Берегитесь. Это все, что я могу вам сказать.
Д'Артаньян, уже повернувшийся было к двери, остановился и, поколебавшись, ответил:
- Право же, господин де Тревиль, я могу от чистого сердца посоветовать вам то же самое. Движимый столь же дружескими чувствами, что и вы...
- Мы более не можем оставаться друзьями.
- Я понимаю. Но ничего не могу изменить, господин граф. В конце концов, мы оба гасконцы и прекрасно понимаем, что иного поворота событий нельзя было и ожидать в данных условиях... Всего наилучшего!
С этими словами д'Артаньян решительно вышел из кабинета, не оглядываясь и стараясь не поддаваться охватившей его смертной тоске, - невероятно тяжело осознавать, что гасконцы способны в одночасье сделаться врагами...
Глава седьмая
Цена головы
К некоторому облегчению д'Артаньяна, за время его отсутствия ни с верным Планше, ни тем более с лошадьми ничего не произошло. Планше дожидался его на огромном вымершем дворе, расхаживая с мушкетом наперевес и зорко озираясь, как примерный часовой.
- Ах, сударь! - воскликнул он с облегчением. - Столько я тут передумал... Двор пустой, смеркается, всякая чушь в голову лезет...
- Успокойся, Планше, - сказал д'Артаньян задумчиво, беря у него поводья. - Мы приятно поговорили с господином капитаном королевских мушкетеров, только-то и всего...
"Если не считать, что королева Франции теперь рассердится на меня еще пуще, - подумал он, вскакивая в седло. - Но об этом не стоит говорить моему славному малому - он, конечно, парень верный, но далеко не всякий отважится и далее служить человеку, которого ненавидит сама королева Франции..."
Когда он поставил лошадь в конюшню и направлялся ко входной двери в неотступном сопровождении Планше с мушкетом, навстречу ему двинулся от тумбы ворот молодой человек в кожаном камзоле и шляпе с пушистым белым пером - наряде, который сам д'Артаньян носил совсем недавно. Правда, гвардеец этот ему был положительно незнаком.
Учитывая все сегодняшние события, нет ничего странного в том, что д'Артаньян, держа руку поближе к шпаге, окинул улицу подозрительным взглядом, но нигде не увидел притаившихся злодеев, никто не торопился нападать на него скопом, вечерняя улица была на удивление тиха, безмятежна и пуста...
- Я имею честь видеть шевалье д'Артаньяна? - спросил незнакомец, кланяясь со столичной непринужденностью.
- Совершенно верно, сударь, - вежливо ответил гасконец, не переставая, впрочем, зорко озирать улицу. Ему не понравилось, что молодой человек держался столь скованно и напряженно, что это ощутил бы и менее чуткий человек, не говоря уж о д'Артаньяне, чьи нервы были напряжены до предела...
- Мое имя шевалье де Невилет, - сообщил незнакомец, беспокойно озираясь. - У меня к вам чрезвычайно важное дело, которое не терпит отлагательства... Мы можем подняться к вам?
- Разумеется, - сказал д'Артаньян. - Прошу вас, сударь, идите вперед...
Он смотрел в оба, но, оказавшись на лестнице, умерил подозрительность - уж с одним-единственным злоумышленником, да еще у себя дома, где, как известно, и стены помогают, он как-нибудь справится. Шпага при нем, на стене висит целая коллекция трофейных, есть заряженные пистолеты, поблизости верный Планше...
- Вина? - предложил д'Артаньян на правах радушного хозяина.
- Не откажусь, сударь...
Молодой человек единым махом осушил свой стакан - с видом не закоренелого пьяницы, а опять-таки крайне взволнованного человека.
- Выпейте еще, - сказал д'Артаньян непринужденно. - Мне чудится, любезный де Невилет, или вы в самом деле чем-то ужасно расстроены? Ба, да вы места себе не находите...
- Вы правы, - с принужденным смешком признался странный гость. - Даже не знаю, с чего начать...
- Знаете что? - спросил д'Артаньян. - Начните с самого начала. Это, право же, отличнейший способ, дальше все пойдет, как по писаному, можете мне поверить... Великолепный способ, я его давненько предпочитаю всем прочим... Черт побери, начните же с начала!
- Вы полагаете? - нервно спросил гость.
- Честное слово! - заверил д'Артаньян. - Самый лучший способ!
- Дело в том, господин д'Артаньян, что обстоятельства сложились так... что именно я обязан вас убить...
Школа кардинала - великая школа. Д'Артаньян не двинулся с места, не пошевелился даже, но молниеносно окинул взором и комнату, и гостя, и его шпагу, прикинул мысленно не менее трех вариантов как нападения, так и защиты. И после этого спросил самым непринужденным, даже добродушным тоном, напоминавшим мурлыканье любимого кардинальского кота: