Великолепные гепарды

– Их раздавят.

И я двинулся прямо на них, они поворчали, но расступились, и тут я, словно на стену, натолкнулся на вопрос:

– Вы не боитесь, что однажды все повторится? Что это только начало? Его задал седой пожилой мужчина, чем-то выделявшийся в толпе, – видимо, настоящий научный обозреватель, а не липовый, которым столь бездарно попробовав прикидываться я. Настоящие научные обозреватели, как правило, – люди серьезные и образованные… Я не ответил.

– Доброе утро, Анна.

– Доброе утро. Снова ушли ни свет ни заря? Как ваши дела?

– Дела мои кончились, – сказал я. – Баста-финита. Можно уезжать. Или улетать. Или уплывать. (Нужное подчеркнуть.) Одним словом, убираться ко всем чертям.

– Неудача?

– Наоборот. Вовсе даже наоборот.

– Тогда почему у вас такое лицо?

– Ох, Анна… – сказал я. – Иногда и удача нагоняет тоску. В особенности если абсолютно неизвестно, что считать поражением, а что удачей…

Я обернулся на звук затормозившего у калитки автомобиля. Стоял на веранде, сжав толстые перила, а они шли ко мне, великолепные гепарды. Первым браво шагал Лудо-Младо,[1] огромный, пухлощекий, с холеными запорожскими усищами, и его куртка едва заметно оттопыривалась на животе – «эльман», как всегда, заткнут за брючный ремень. Кличку ему дали не зря. Следом шел Длинный Генрих, высокий, меланхоличный, в заветном полосатом галстуке, который он лет восемь надевает, отправляясь на самые рискованные дела, – стало быть, он и нынешнее причислил к таковым, в чем я с ним абсолютно согласен И замыкал шествие Мышкин Мучитель, являвший собой во плоти образ рассеянного молодого гения из фантастических фильмов, – но встань перед ним пяток антиобщественных личностей с ломами наперевес, ломы оказались бы завязаны у них на выях… Он и в самом деле некогда был биологом, в древнем городе Кракове.

Они набросились на меня, жали мне руки и хлопали по спине, потрясая пачкой экстренных выпусков местных газет, с ходу пошли разговоры о грандиозном успехе, будущих награждениях и несомненном триумфе.

И тут, как в плохом романе, зазвонил телефон. Анна, которую они уже втянули в веселье, ушла. С лица Лудо-Младо медленно сползала улыбка. Генрих сосредоточенно обрывал голубые граммофончики оплетавшего веранду вьюнка.

– Господа офицеры, у нее пацан, – сказал я.

– Этот?

– Этот самый. Вы, собственно, зачем навестили сию обитель?

– Приданы в распоряжение на всякий случай, – мрачно сказал Генрих. – Вдруг у тебя что-то недоделано и нужны подмастерья.

Вернулась Анна. Я знал, откуда ей звонили и что сказали. Она шла медленно и неуверенно, как по скользкому льду, декабрьскому гололеду, и, когда я встретил ее взгляд, мне захотелось очутиться подальше отсюда, от этого города, где в тысячах домов сейчас плачут или сдерживают слезы.

– Вы ведь можете уехать вместе с ним, – сказал Длинный Генрих. Ни на кого не глядя, вряд ли соображая, что делает, он скрутил в спираль серебряную чайную ложечку и бросил ее на стол. Анна не ответила. Ничего не сказала. Молча смотрела на нас, и под этим взглядом, тоскливым, как фотография юной красавицы на могильной плите, мы тихонько спустились с веранды, тихонечко прошли по дорожке, чувствуя себя людьми, которые были приглашены почетными гостями на свадьбу, а застали, придя с цветами, печальный переполох и покойника в доме. Залезли в машину, и Лудо-Младо погнал по осевой. Я назвал ему адрес Регара. На улицах было пока что людно, но на перекрестках уже появлялись и занимали позиции броневики Чавдара.

Вывернув из-за угла, мы увидели, как тормозит у дома Регара черный «мерседес» и из него в сопровождении двух отлично знакомых мне харь – Виконтика и Кардинала-Богохульника – вылезает Дикий Охотник. Видимо, он что-то почуял и примчался разбираться. Это был сущий подарок судьбы. Заскрипели тормоза, и мы высыпали из машины, едва ли не завывая от радости.

Единственным из всей шайки успел сориентироваться Виконтик и припустил вдоль улицы, забыв про оружие. Слева от меня громыхнул «эльман»

– Лудо-Младо выстрелил сквозь лобовое стекло в их водителя, и тот вывалился головой вперед в распахнувшуюся дверцу. Мышкин Мучитель занялся Кардиналом, Генрих догнал Виконтика и почествовал его рукояткой пистолета. Мне достался Охотник, но хватило его ненадолго. Из-за угла вылетел привлеченный выстрелами бело-голубой джип, набитый парнями в голубых касках, и мы сдали свою полубесчувственную добычу в надежные руки.

Регара мы отыскали в спальне Алиса, одетая, ничком спала на неразобранной постели, спрятав лицо в сгибе локтя, а он сидел у окна.

– Даниэль, – сказал я.

Он медленно поднял голову, и я вспомнил, где мне приходилось видеть такие глаза, и не раз. В атаке. Когда человек бежит в атаку, и в него попадает пуля и он понимает разумом, душой, что это все, что пришел его черед, но тело не хочет примириться, рвется вперед… Там бывала именно такие глаза.

Он молчал. Лудо-Младо двинулся было мимо меня, но я так посмотрел на него, что он смутился и неуклюже вернулся на место.

– Ладно, – сказал я. – Думайте про меня, как вам угодно Я прошу только одного – дайте мне адреса ваших… энтузиастов, которые вместе с вами работали с детьми. Поймите, шутки кончились. Скоро начнут эвакуировать детей и попутно вылавливать экстремистов, и кто-нибудь из ваших энтузиастов может сдуру наделать глупостей, попытаться чему-нибудь помешать, и его примут за экстремиста со всеми последствиями… Знаю я этих энтузиастов. Так что давайте адреса, чтобы они сдуру не сунулись под пули.

Наверное, среди его энтузиастов хватало горячих голов потому что он, почти не колеблясь, взял с подоконника лист бумаги и принялся писать. Окончив, швырнул лист на пол, и это было как пощечина, но я спокойно поднял бумагу и аккуратно сложил вчетверо. Потом сказал:

– А еще в шляпе…

И повернулся к двери. Меня остановил голос Регара, слишком ровный, чтобы быть спокойным:

– Подождите. Я остановился, не чувствуя ничего, кроме свинцовой усталости.

– Мне хотелось покончить с собой, – сказал он. – Но я подумал и отказался от этого намерения (я невольно покосился на спящую Алису) Нет, не только это Я верю, что это не конец, что это только начало, что завтра, послезавтра, через год, рядышком, на другом конце света…

– Так, а вы не подумали, что в следующий раз мы будем реагировать более оперативно?

– А вы не боитесь, что однажды окажетесь бессильны?

Я молча щелкнул каблуками, поклонился и вышел. К энтузиастам отправил всю троицу, а сам сел в машину, недавно принадлежащую Охотнику, и поехал в аэропорт. Услышав рев динамиков, прижался к тротуару, затормозил у стилизованного под старину фонарного столба. Из-за угла выехал бело-голубой фургончик с эмблемой ООН, на его крыше медленно вращались похожие на подсолнухи громкоговорители:

– Внимание! Говорит командование вооруженных сил ООН!! Обращаемся ко всем лояльным гражданам! Просьба не выходить из домов, просьба не выходить из домов! Вооруженные силы ООН в контакте с правительством страны проводят акцию по обезвреживанию экстремистов! Просьба не выходить из домов!

На других улицах другие машины повторяли то же самое. По местному радио и телевидению, как я знал, тоже. Я прикрепил на ветровое стекло заранее приготовленный пропуск, чтобы избежать неприятностей в виде стрельбы по колесам, и поехал дальше. Остановил машину у феерического стеклянного здания аэропорта и пошел к служебному входу. Наперерез бдительно выдвинулся десантник в голубой каске, но я, не останавливаясь, взмахнул удостоверением. Он козырнул и распахнул калитку. Летное поле было ничуть не меньше какой-нибудь там Андорры. Свистящий рев заливал все вокруг. Лайнеры запускали двигатели, шустрые кары везли к самолетам косые лесенки, и первые школьные автобусы, громадные, красные с золотым, показались на бетонке.

«Но это же не Саласпилс!! – крикнул я про себя. – Это же не Саласпилс, вы слышите? Вокруг них не будет колючей проволоки, им помогут вырасти счастливыми гражданами планеты Земля! Человечество было вынуждено защищать свои свершения, вы слышите?»

1

Лудо-Младо – удалец, сорвиголова (болг.)