Страница 9 из 17
Поглощенная этими мыслями, Настя не заметила, что ее рука, словно сама по себе, все еще гладит слегка шершавую от выступившей щетины мужскую щеку. Она вздрогнула, когда он бережно отвел ее руку от своего лица и прижался губами к тонкому запястью.
– Не надо, – прошептала девушка тихо и попыталась отнять руку. – Я поступила, как глупая гимназистка, позволив вскружить себе голову. Клянусь, что в дальнейшем я не допущу ничего подобного!
– Я очень жалею о том, что я не граф и не могу предложить вам руку и сердце, – ответил Сергей, продолжая удерживать ее руку. – Увы, я беднее церковной мыши. Кроме безупречной родословной и нескольких томиков стихов, у меня за душой ни копейки. Я живу за счет издания своих стихов, но этих средств недостаточно, чтобы содержать семью. Будь я графом Ратмановым, я бы упал перед вами на колени и умолял принять мое имя. Но поскольку я не Ратманов, то в состоянии сделать вам единственное предложение: не отпускать мою руку, пока мы не достигнем хутора. – Граф вскинул на плечо их невеликий багаж, сжал в своей руке узкую девичью ладонь, и они сквозь темноту, сквозь недружелюбно затаившийся лес направились к хутору, который, судя по лаю собак, был не так уж и далеко.
Глава 4
– Но куда она могла подеваться? – Ольга Меркушева, все еще очень красивая женщина, в тревоге ходила по гостиной, то и дело выглядывая в окно, словно там вот-вот должна была появиться ее дочь, которую уже третий час разыскивали по всему дому и окрестностям усадьбы. С утра она была в своей спальне, наотрез отказавшись встретиться с матерью и обсудить последние приготовления к встрече жениха – графа Сергея Ратманова.
– Мама, я полностью полагаюсь на тебя, – твердо сказала дочь, не впустив мать дальше порога своей комнаты. – Мне глубоко безразлично, в каких ливреях лакеи будут встречать при входе в дом твоего будущего зятя. Я не хочу видеть его вплоть до венчания и прошу оставить меня одну хотя бы несколько часов!
Настя захлопнула дверь перед носом матери, и та, оскорбленная до глубины души подобной бесцеремонностью дочери, спустилась на первый этаж дома и окунулась в шумную сутолоку, всегда предшествующую таким важным событиям, как венчание в церкви и следующая за этим свадьба.
Прибывших на торжество гостей плохая погода не выпускала в приусадебный парк, они томились от безделья, слоняясь по дому, раздражая хозяйку бестолковыми вопросами и советами. К четырем часам пополудни Ольга Ивановна устала безмерно, но к встрече все было готово. И теперь два десятка дюжих лакеев в прекрасных новых ливреях, белоснежных париках, с напудренными лицами застыли по обе стороны парадного крыльца и вестибюля в ожидании приезда братьев Ратмановых. Чуть в стороне от въезда в усадьбу стояла в полной боевой готовности старинная пушка. И отставной солдат Тимофей Зубарев ждал сигнала, чтобы запалить фитиль и возвестить всей округе о том, что жених пересек границы имения своей невесты. Тут его должны были встретить юные красавицы в народных костюмах, спеть величальную молодому графу, поднести ему хлеб-соль и проводить под белы руки к парадному крыльцу, где уже ждала мать невесты в платье, специально к этому дню доставленном из Парижа. Прекрасный атлас цвета чайной розы выгодно подчеркивал свежесть кожи Меркушевой-старшей и необычайно шел к ее темно-карим глазам, которые оставались такими же прекрасными, как и двадцать лет назад.
Только ее строптивая дочь, никогда прежде не доставлявшая никаких хлопот, вдруг взбунтовалась и ни в какую не желала участвовать в этом «спектакле», который, по ее словам, разыграла мать, желая не ударить в грязь лицом перед богатым и влиятельным женихом. Но эта дуреха просто не понимает своего счастья и потому восприняла известие о неизбежной свадьбе как смертный приговор.
Ольга Ивановна вздохнула и, посмотрев на Ратибора Райковича, давнего, еще со студенческих времен, приятеля своего покойного мужа, сказала:
– Не знаю, что и думать, Ратибор! Горничная помогла Насте примерить подвенечное платье, а через десять минут она исчезла, будто испарилась! Уже где только ее не искали: и в оранжерее, и в парке... Все закоулки, весь дом обшарили...
– Успокойся, дорогая, – Райкович взял женщину за руку и подвел к изящному диванчику. – Посиди немного, отдохни! Пойми, девочке надо побыть одной. Вспомни себя накануне свадьбы. Неужели ты сама не испытывала тревоги, неужели не боялась предстоящей встречи со своим будущим мужем?
– По-моему, Настя сейчас думает только о том, как досадить мне! – Ольга Ивановна сердито поджала губы и снова выглянула в окно. – Что еще она задумала? С нее станется сотворить такое, что одной моей мигренью дело не кончится!
Стук в дверь заставил женщину замолчать, и она с надеждой посмотрела на Райковича.
– Пожалуйста, Ратибор, открой! Вероятно, это дворецкий с новостями о поисках Насти.
– Терпеть не могу твоего дворецкого! – с негодованием проговорил Ратибор, но направился к дверям. – У тебя, ma chere, поразительная способность окружать себя людьми, которые ничего, кроме неприятностей, не приносят.
– Что ж, в чужом глазу немудрено и соломинку заметить, особенно, если в собственном бревно торчит, – парировала Меркушева, но Райкович то ли сделал вид, то ли вправду не расслышал ее ядовитого замечания. Толкнув створку двери, он молча вернулся к дивану и, вытащив свою видавшую виды трубку, принялся набивать ее табаком.
Ольга Ивановна поспешила навстречу дворецкому.
– Что скажешь, Антон? Нашли ли Настю?
– Боюсь, что у меня для вас плохие новости, барыня, – произнес угрюмо Антон и опустил глаза. – Барышня была на конюшне, велела оседлать свою Звездочку. Конюхи говорят, что на этот раз она была не в обычном костюме для верховой езды, а в платье, и, похоже, в подвенечном...
– О господи, что такое? – Ольга Ивановна в растерянности оглянулась на Райковича. – Неужели она вздумала бежать?
– В подвенечном платье? – скептически скривился тот. – Очередной каприз, и только. Думаю, через четверть часа появится твое непослушное чадо, так что не нервничай, дорогая!
– Но как же не нервничать?! – вскричала Меркушева со слезами в голосе. – Виданное ли дело – скакать по полям в подвенечном платье! Что от него после этого останется?!
– Что-нибудь да останется! – философски заметил Райкович и выпустил изо рта струйку дыма. Заметив взгляд дворецкого, произнес, побагровев от раздражения: – Что уставился, мужлан? Тебе более дел нет, как околачиваться в гостиной барыни?
– Остынь, Ратибор, – остановила его Ольга Ивановна. – Ты опять с ног до головы в табаке и в пепле. Неужели нельзя обращаться со своей трубкой аккуратнее?
– О, и это все? – недовольно сморщился Райкович и принялся отряхивать с праздничной одежды пепел, недовольно ворча: – Провинциальный болван, проклятая деревенщина. Совсем не хочет понять, где его место.
– Барыня, – дворецкий, похоже, даже ухом не повел на столь нелестную для него характеристику и обратил свой взор на хозяйку, – граф Ратманов только что приехал и желает лично поговорить с вами.
– Как! – вскричала Меркушева. – Граф уже здесь, а меня никто не удосужился об этом предупредить! Неужели Тимофей проспал? – она гневно посмотрела на Антона. – Почему не стреляла пушка?
– Вы велели старику встречать экипаж при въезде в имение, а граф прискакал верхом совсем не с той стороны, с которой его ожидали.
Впервые с того момента, как она обнаружила исчезновение дочери, Ольга Ивановна испытала чувство, напоминающее панику. У Насти была причина искать уединения – вполне понятная и простительная предсвадебная истерика. Но почему граф таким образом явился в имение? Где Багрянцев, где Андрей, наконец?
Не на шутку встревоженная, она сказала:
– Пожалуйста, Антон, проводи графа в кабинет. Я сейчас выйду к нему.
Дворецкий поклонился и направился к двери, а Ольга Ивановна добавила ему вслед:
– Немедленно сообщай мне все новости о барышне, и не прекращайте поиски, пока не отыщете ее!