Страница 4 из 35
Дед заморгал, пожевал губами, силясь что-то сказать, и начал суетливо подыматься на ноги.
- Святой Микола-угодник... Не покинь...
Схватил сумку и веники, потом бросил и то, и другое, побежал за мной. Бежал мелкими шажками, припадая на одну ногу. Она у него короче, что ли...
Пока он перебирался через канаву, у меня просто терпение лопалось.
Увидев бычка, дед всплеснул руками, заохал:
- А что ж теперь делать? А что председатель скажет?.. Пропал Лысик!
Неожиданно он бросился от нас бежать.
- Что-то придумал... Может, за веревкой побежал? - Витя опять сидел в канаве и обеими руками держал теленка за хвост.
Но почему тогда дед Стахей направился не в нашу деревню? И даже не к своему стаду, а мимо... Бултых с ходу в речку!
- Утопиться захотел!.. Оставайся здесь, Хмурец! - крикнул Чаратун и припустил вслед за дедом.
Я - за ними...
Но дед выбрался на другой берег и побежал к Студенцу.
Гриша остановился.
- Что он - тронулся? - покрутил пальцем у виска Чаратун. - В нашу деревню ведь ближе! Следи за ним, а я - назад...
Пока я перебирался через Мелянку, опять натягивал штаны на мокрые трусы, дед Стахей был уже далековато. Догнал я его возле самых Студенецких телят.
- Деду! Что это вы надумали?
- Сейчас, внучек, сейчас... Тут Адам где-то... В партизанах вместе были... Дружок мой... Ада-а-ам!! - закричал он срывающимся голосом. - Где он запропал? Ада-ам!
Дед Адам поднялся из-за телят неожиданно, словно вырос из-под земли. Стряхнул с одежды стружку - строгал прутья на корзину.
- Адамка, несчастье у меня... Теля в канаву провалилось.
- Э, а у меня и веревки нету... - Адам хотел бежать в Студенец, потом вдруг повернул к тому месту, где сидел, взял кнут, намотал себе на руку. Длинный у него кнут, ременный, плетенный в восьмеро. А кнутовище коротенькое, крепкое, с кисточкой...
- Пусть твой хлопчик побудет около телят.
- Ага... Он посторожит... Оставайся, Левонка! - махнул мне обеими руками Стахей Иванович.
Деды припустили к Мелянке. На каждый шаг Адама дед Стахей делал два или три.
Я - пастух в соседней деревне, не в нашем колхозе. Вот это да!..
Сначала я обежал Адамовых телят, согнал всех вместе. А дальше что? Я места себе не находил: там такое творится, а мне приходится торчать тут! Может, как раз моей помощи и не хватает. Ведь бывает так - одной капельки не достает...
Осмотрел корзинку, которую мастерил Адам. Вплел несколько прутиков... Не работается - бросил.
По стожке, протоптанной от Студенца к Мелянке, идет какая-то девчонка. То приостановится, уткнется в книгу, то захлопнет ее, попрыгает на одной ножке, покружится.
Тропка ведет прямо сюда...
Я прячусь за куст. Только она поравнялась с кустом, я раз! - заступил дорогу.
- Ой! - она выпустила из рук книгу. - Ха-ха, а я думала - собака. Ты куда идешь - в Студенец? Ты грабовский?
- Я не иду, это ты идешь. Я телят пасу.
А сам разглядываю ее во все глаза - кудряшки белые, глазки голубые... Маменькина дочка!
- Ты-ы? Пасе-ешь? Нашего деда теля-я-ат?!
"Ага... соображаю. - Она, значит, внучка Адама".
- Ну и что с того? Вашего или не вашего... Меня попросили!
- А почему тебя, а не меня? Ты чего мне голову морочишь? А где мой дед? - вопросы у нее сыпались, как из порванного мешка.
Рассказал в двух словах, что случилось, - лишь бы отвязалась.
- Меня Людой звать, а тебя? Ты в какой класс перешел? А я в пятый, буду осенью в вашу школу ходить. Я пионерка, а ты? Кто у вас председатель совета отряда, мальчик или девочка?
У меня вспухла голова от ее вопросов.
- Слушай, отвяжись, - поняла? А если ты Адамова внучка, так и паси своих телят. А мне некогда!
- Подумаешь, испугал! Слушай, а ты эти сказки читал? - крикнула мне вслед Люда. - Ты деду Стахею никто - или внук?
Это "никто" меня укололо. Оглянулся, хотел огрызнуться. Но она уже забыла обо мне: присела у тропинки, рассматривала жука. Тот лежал на спинке, беспомощно шевелил лапками, а Люда щекотала ему брюшко травинкой и "понарошке" хохотала-покатывалась от смеха, словно это щекотали ее самую: "У-ха-ха! О-га-га! Ой, умру от смеха!"
Через минуту я опять оглянулся: Люда вынимала что-то из кармана, кормила, гладила телят...
НЕОЖИДАННЫЕ ИТОГИ "СОВЕЩАНИЯ ГОЛЫХ"
На нашем берегу Мелянки сидят голые Гриша и Витя. На ольховом кусте сушатся их черные от торфа майки и трусы - постирали называется... Неподалеку пасутся Стахеевы телята.
- Ну - что с Лысиком? А куда деды подевались? - задаю сразу два вопроса - уже перенял от Люды.
- Вон... пасется... Мы его выкупали. Знаешь, как плавает бычок? Рекордсмен! - сказал Хмурец.
- Деды, наверное, домой к Стахею пошли... Мы за пастухов... - Чаратун повернулся на живот и задумался.
Я тоже сбросил с себя одежду.
Гриша, помолчав, опять заговорил:
- Вы не заметили? Стахей, кажется, был под градусом...
Я ничего не сказал. Говорить о том, как дед сосал из бутылки или нет? Но и промолчать - то же, что и соврать. И я рассказал...
- Ага! - подхватился на коленки Чаратун, сделал выпад рукой в мою сторону, как будто хотел проткнуть шпагой. Живот и грудь у него исполосованы красно-белыми рубцами - отпечаталась каждая травинка. - Так вот почему он проворонил теленка! Фоме Изотовичу надо сказать, председателю.
- А что - язык чешется? На вот, почеши... - Витя бросил ему хворостинку, не переставая выдавливать пяткой в земле ямку.
- Пусть тогда Леня отцу скажет, бригадиру! - наседал Гриша.
- Не буду я ничего говорить! - отказался я. - Плакал дед... Пел и плакал... Вы же знаете, у него сын-летчик с войны не вернулся...
- Пастух он хороший, поискать такого... И человек добрый... - Витя уже закруглил свою ямку, хоть мяч клади.
- Добрый?! - вскочил на ноги Чаратун. - А ты ручаешься, что он и завтра не напьется? Если не теленка утопит, то деревню подожжет!
- Ты мне не размахивай около носа, я тоже могу! - разозлился Хмурец. Он же не бандит какой-нибудь и не разбойник.
- Он партизанским разведчиком был! - добавил я.
"Что это сегодня нашло на Гришку?"
- Дай тебе волю, так ты и в суд на него подать... - Хмурец месил пяткою, разрушал свою ямку. - А ему, может, помочь надо! Шефство над ним взять! Помните, как тимуровцы помогали старикам?
Чаратун с презрительной миной покусывал губу со шрамом.
- Вы - как хотите, а я молчать не буду. Такое прощать нельзя.
Схватил майку, сдернул с ветки трусы. Трусы натянул быстро, а майка сырая, свернулась на спине жгутом.
Я заступил ему дорогу. Витя стал рядом со мной, упирая кулаки в бока.
- Сядь, вояка!..
У Гриши побелели, задрожали губы, кажется, даже глаза побелели. Схватил штаны и рубаху, пошел, набычившись, прямо на нас.
И тут Витя отступил в сторону, я - в другую...
Нет, мы не испугались... Просто не знаю, как это вышло. Смотрим, как удаляется, подергивая плечом, поправляя майку, Чаратун. Дышим - как после борьбы.
- Ты почему не хватал его? - говорит Витя.
- А ты почему?
- Я... Я...
- Я тоже - "я... я..."
И верно - не драться же с Гришкой! Мы еще никогда между собой не дрались, сколько дружим...
Противно на душе...
Еле дождались дедов.
Первый раз возвращались без Гриши.
Мы шли, оглядываясь, и видели, что оба деда все разговаривают и разговаривают, не могут расстаться... Два друга... Потом дед Адам зажал под мышкой торбу с чем-то, пошел к Студенцу.
Мой отец с работы возвращается поздно. Иногда мать ругается с ним из-за этого, упрекает, что скоро и ночевать будет в бригаде. Вот и сегодня просто не дождаться... А как бы хотелось поговорить с ним обо всем! Отец очень уважает Стахея Ивановича, они дружат еще с партизанских времен. Дед Стахей ему и другим партизанам жизнь спас. Только я не знаю подробностей...