Страница 29 из 35
Мы думали, что эти "А" будут тащить наверх веревками. А их просто ставили на одну ножку так, что другая подымалась вверх и попадала прямо в руки дядьки Николая и дядьки Степана. За нижнюю ножку брались все, кто был внизу, подымали, пока хватало рук. Потом кто-нибудь из плотников вооружался колом и подталкивал еще в поперечину.
На досках, что лежат на балках, топот ног, шорох... Плотники тащат волоком эти "А" в конец дома. Следующую "букву" немножко ближе, потом еще ближе. Они кладутся так, словно их повалила буря, вершинами одна на другую. Каждая пара - у своих гнезд. Мы увидели это, когда помогли поднять последнее "А" и взобрались по лестнице на стену.
- Дальше уже неинтересно, - заявил Витя. - Будут ставить в гнезда, закреплять распорками.
...Никому не хотелось идти к Горохову одному. Пошли втроем.
Свой кирпичный дом Гороховы поставили не при улице, а в глубине усадьбы, отступив за сад.
Мы постояли немного, посмотрели через узкие щели в заборе на сад ветеринара Горохова. Между рядами яблонь и груш росли картофель, свекла, огурцы. Сами ряды была "уплотнены": в промежутках между деревьями сидели кусты смородины, крыжовника и какой-то не виданной в наших краях черной рябины. У чужого забора справа росла садовая малина. Между кустами и под яблони Гороховы насовали еще разноцветных ульев.
Не пустовал у ветеринара в огороде ни один клочок земли. Хозяйственный мужик...
Слева вдоль сада, сразу за чужим домом, бежала дорожка - как проехать на телеге. Заросла эта дорожка подорожником и муравой. Над ней свешивались ветви вишен, и можно сказать, что даже этот проезд не пустовал.
Сколько у них вишен! Темные, как жучки, перезревшие, - листьев не видать. А у нас всегда цвету много, а дойдет дело до вишен - нет! Все опадает пустоцветом...
Мы шли под деревьями пригнувшись, как по туннелю.
- Вот где рай, а? Другая планета! - Витя, засунув руки в карманы, хватал вишни прямо ртом, прищелкивал языком от удовольствия. Я "работал" обеими руками.
Гриша морщился недовольно и вишен не трогал.
- Вот так люди и становятся куркулями...
- Н-не говори! - ворчал Хмурец добродушно. И не понять было - осуждает ли Витя Гороховых или восхищается ими.
Пока шли от улицы к двору, не переставала лаять собака. И хорошо, что лаяла, иначе Петя услышал бы по своему адресу еще и не такое. Горохов-младший, оказывается, сидел на вишне, притаившись, и ждал, когда мы подойдем поближе.
В траве - тазик с вишнями. Подняли головы. Пете не оставалось ничего другого, как обрадоваться.
- Ой, ребята, какие вы молодцы! - сказал он. - Хорошо, что пришли...
Затряслись ветки. Петя слезал неуклюже, долго прицеливался то одной ногой, то другой. На верхушке осталась висеть подцепленная на крючок корзинка.
Не только рот, даже щеки и лоб Пети были измазаны свежим вишневым соком. Руки - совсем черные.
- Привет! - подал он Чаратуну пухлую ладошку.
Гриша спрятал свои руки за спину.
- Иди сначала вымой хорошенько, тогда и будешь совать.
- Ты что - нарочно надавил вишен, размалевал себя? - съехидничал Хмурец.
- Скажете! Я просто объелся. Угощайтесь и вы...
Гриша хмурил брови, рассматривал, словно оценивал, дом, сад, улья. Витя присел возле тазика и давай бросать в рот самые крупные и зрелые вишни. Соблазн был большой - присел и я...
Около дома надрывался, гремел цепью барбос.
Чаратун попробовал заткнуть уши.
- Вот хорошо, что вы зашли... А то сидишь целый день один... - Петя, видно, искал сочувствия.
- А кто тебе запрещает ходить везде? Ходи! Лето на то, каникулы... Витя выплюнул косточки под ноги Горохову.
- Я ходил бы... - вздохнул Петя. - Но надо вишни обирать - перезрели. Сегодня мне задание - целый тазик собрать. И косточки булавкой повынимать мама вечером будет варенье варить. Помогите, хлопцы, а? Полтазика осталось, и пойдем купаться...
Петя присел на корточки, начал палочкой вдавливать в землю косточки вишен.
Мы с удивлением смотрели на его манипуляции. Собака начала уже от ярости грызть забор и хрипеть.
- Иди угомони ее, а то как схвачу кол... - не выдержал наконец Гриша.
Петя сходил во двор, загнал собаку в конуру, прикрыл лаз тяжелым свиным корытом и вернулся.
- Хлопцы, я же не задаром предлагаю помочь. Будете лопать вишни от пуза. Все равно скворцы их поклюют... Как налетят стаей! И такие гады: не клюют одну до конца, а дернет и бросит, дернет и бросит. За пять минут всю землю укроют... И чучела не боятся... Воробьи, черти, садятся на это чучело и клювики чистят. Папа думает ружье покупать...
- На скворцо-ов ружье-е-о?! - удивился Гриша.
- Да нет, он скворцов стрелять не будет! На охоту зимою будет ходить. А скворцов так - пугать... А если и убьет одного, то повесим на шесте над вишнями. Птицы очень боятся своих мертвецов... Я из рогатки пробовал - разве попадешь!
Гриша как сидел, так и бросился на него с кулаками.
- Ты что? Ты что? - Петя упал навзничь, защищая лицо руками, а коленками - живот.
Пока мы оторвали Чаратуна, у Горохова уже был расквашен нос.
- Пустите! - рванулся из наших рук Гриша, но больше Петю не трогал, побежал к улице. Руками он отбрасывал от лица ветви с такой яростью, что вишни сыпались градом.
- Бешеный! Посадят в сумасшедший дом! Ты еще попомнишь меня!
Петя плакал, размазывая кровь по лицу, и уже нельзя было понять, где вишневый сок, где кровь.
Грохнуло, падая, корыто. Из конуры вырвалась собака, хрипло залаяла, загремела цепью. Хмурец зажал ладонями уши, простонал:
- Умир-р-раю...
Горохов неохотно встал, пошел усмирять пса.
- Ты умойся и приходи сюда - дело есть! - крикнул я.
У нас пропал аппетит, на вишни смотреть не хотелось.
Слышно было, как воюет с собакой Горохов, как звякает умывальник...
Петя появился перед нами умытый, но с синими пятнами-разводами на лице - следами сока. Нос его подозрительно увеличился в объеме, покраснел.
- Если хочешь, мы попросим у тебя прощения. За Гришу... - сказал Хмурец.
- Больно нужно мне ваше извинение... Он еще сам прибежит ко мне... грозился Петя. - Как скажу своему отцу!..
- Не прибежит Чаратун, ты его плохо знаешь... - сказал я.
- Зачем пришли? Говорите быстрее, некогда мне с вами лясы точить?
Ого, в голосе у Горохова прорезались решительные нотки!
- Вадим Никанорович сказал: надо завтра всем отрядом идти выбирать "рожки", спорынью из семян. Председатель колхоза просил помочь... - выложил ему Хмурец цель визита.
- Вам сказал, вы и собирайте отряд... - повернулся спиной Петя. Видно, задело его самолюбие.
- А что - ты уже не председатель совета отряда? - с невинным видом полюбопытствовал Хмурец. - Может, тебя уже погнали, а мы и не знаем?
- Ну - я! Никто меня не прогонял и не прогонит. А почему я должен вам верить? Может, вам пошутить захотелось, разыграть меня.
- Разве этим шутят? - начал закипать и я.
Боевое настроение Горохова исчезло бесследно. Он сморщил лицо, как будто раскусил недозрелую вишню.
- Хлопцы, давайте дня через три пойдем, а? Отец настрого приказал, чтоб я все вишни оборвал... Или хоть через день, а? Только вы помогите мне, хорошо? Вишни будете от пуза лопать... Берите хоть сейчас. Только косточек не бросайте под ноги.
Хмурец глубоко задышал, и я поспешно сжал ему локоть: спокойно, спокойно!..
- Знаешь что, Горохов? Не хочется твоих вишен. Колхозу пора семена в другие хозяйства отправлять, "элиту"! Сеять людям надо - ты это понимаешь?! - Витя кричал Горохову, как глухому. И наконец махнул рукой: А-а, черт с тобой!
Он решительно зашагал к улице. В конуре выл и, казалось, кусал сам себя от злости, барбос Горохова.
Я догнал Хмурца.
- А что, если он ничего не сделает? Ну и председателя мы себе выбрали!
- Увидим. А нет - сами всех обежим, созовем.
Витя вдруг схватился за голову, затеребил волосы. Там зло жужжала, запутавшись, пчела.