Страница 3 из 4
— …Скобликов — сам не свой, из машины вылез, а морда, как мел, рассказывал Гореленко, звеня орденами. — Я, кричит, в него стреляю, а ему хоть бы что. Весь боезапас высадил, и ни хрена. Подыхать уже приготовился, а она — фьють! — и в зенит пошла, только вслед посмотрели. Скорость подъема невероятная, маневренность — нам и не снилась, в любой плоскости движется… Откуда такое, товарищ подполковник? И как ее сбивать, если что?
— Ты, майор, летчик, тебе и виднее. Я думаю, если ее пушки не берут, поднимай свою эскадрилью, будем эту заразу сажать. Не пойдет же она, в самом деле, на таран?
— Опасно, товарищ подполковник, — сжимая кулаки, пробормотал Гореленко. — Опасно. А ну как пойдет?
— Значит, будете таранить, — жестко сказал Гочишвили. — Не в бирюльки играем, майор. Скажете своим асам — любой ценой. Любой, слышите! И не забывайте, я тоже лечу, чтобы потом не говорили, как особый отдел за спинами героев отсиживался.
— Тараним, — зло буркнул майор. — Хер с ним. А если он не таранится? Раскидает и дальше полетит?
— А тогда нам все равно будет, — заверил его подполковник. — И мне, и вам, и вон даже Михал Михалычу.
Когда Дурнов проснулся и вылез из землянки, было совсем темно. Гочишвили курил у выхода и обрадовался, заметив физика:
— Михал Михалыч, доброе утро! Сейчас полетим. Раньше летали на самолете?
— Не доводилось, — признался Дурнов.
— Вот сегодня и начнете. Ваша задача — следить за этой штукой, смотреть, как и что она делает, сопоставлять, анализировать. Я поговорил с Гореленко, вы будете как бы наблюдатель. Остальные самолеты попробуют посадить эту миску на нашей территории либо уничтожат ее. Вы туда соваться не будете, так что не бойтесь.
— Да я и не боюсь, — улыбнулся Дурнов. — Интересно. Знаете, снова почувствовать себя ученым… Конечно, лучше бы пригласить настоящих специалистов…
— Были специалисты. Под Воронежем лежат, — сухо сказал Гочишвили. Ладно, давайте по машинам, ждут нас.
Гореленко был взбешен и еле держался. Он буквально втолкнул Дурнова в тесную кабину и рявкнул:
— Будете за стрелка. Умеете?
— Умею. Ручной и станковый знаю…
— Тогда еще ничего. Прикроете в случае беды, если фриц появится или эта сучка начнет коники выкидывать… Вы кто по званию, если это не военная тайна? А то не могу я так вот с человеком, когда он за спиной…
— Красноармеец Дурнов. Я вообще-то физик, вот и попал сюда, — вздохнул Дурнов.
— Ясно. Ну, физик, сиди тихо. И наушники одень.
Дурнов остался один, устроился поудобнее, потрогал холодные пулеметные рукояти. Интересно складывается жизнь, подумал физик. Из лаборатории Капицы — в военкомат, потом в пехоту, на фронт, легкое ранение… Из госпиталя — опять в окопы, из окопов — на самолет, в воздушный бой… Пожалуй, прожил жизнь с пользой. По крайней мере, последние два года.
Зарычал мотор, «ил» затрясся, темнота за плексигласом фонаря побежала прочь. По тому, как внутренности опустились вниз и в животе стало холодно, физик понял, что они уже летят.
— Живой, Михалыч? — раздалось в наушниках.
— Жив пока, — ответил физик.
— Ну, секи. Если фрица увидишь — бей без раздумий. Если миску увидишь — не строчи пока, пускай особист командует, а то схлопочем с тобой… Да не наблюй там!
— Блевать не буду, — пообещал Дурнов.
Он действительно не сблевал, хотя «ил» изрядно болтало и мотало. Вообще полет на самолете, пусть и военном штурмовике, Дурнов всегда представлял как-то изящнее… Погруженный в раздумья, он скрючился на сиденье стрелка и едва не стукнулся головой о фонарь, когда в наушниках рявкнул Гореленко:
— Вон она, зараза!
«Зараза» медленно плыла по воздуху параллельно с самолетом, метрах в двадцати пяти правее и немного выше. Это и впрямь оказалась миска, обычная суповая миска, только громадная. Как и говорил Воронин, по краю беспорядочно вспыхивали желтые огоньки.
И тут началось. Наверное, дал команду Гочишвили: затарахтела авиационная пушка, прижимая миску к земле. Гореленковские орлы брали летучую небылицу в клещи, наваливались сверху, не давали отвернуть. Дурнов буквально прилип к плексигласу, самолет кружил над местом странного воздушного боя, майор громко матюкался.
— Немцы! — неожиданно заорал он, и Дурнов схватился за пулеметные рукоятки. Никаких немцев он не видел и в помине, но самолет стал снижаться. Физик снова приник к плексигласу, и вовремя: миска как-то странно крутнулась, качнув краями, и стала заваливаться на чернеющий внизу лес.
— Подбили! — закричал он, то ли радуясь, то ли ужасаясь. — Подбили, товарищ майор!
— Возвращаемся. На посадку идем, — проворчал Гореленко.
Дурнов успел увидеть, как миска врезалась в щетку древесных вершин, полыхнуло голубоватое холодное пламя…
На аэродроме уже ждал Гочишвили — его самолет сел раньше. «Эмка» стояла тут же.
— Скорей, скорей! — закричал особист, когда Дурнов полез из кабины на крыло. В салоне машины уже ждали Воронин, незнакомый Дурнову летчик-старший лейтенант и пухлолицый рыжий Скобликов, тот самый Герой Советского Союза, который пытался атаковать тарелку. Скобликов в азарте толкнул физика в бок и сказал торопливо, глотая букву «ка»:
— Тарел'а-то бря'нулась! Бря'нулась тарел'а! За вершину зацепилась, хлопцы ее сверху даванули, она и бря'нулась!
В «эмку» влез Гореленко, отчего на заднем сиденье стало совсем тесно, и машина помчалась по неровному полю, дребезжа железками.
— Сгорит, — мрачно заявил майор. — Тут километров восемь, пока доедем — сгорит. Вон как полыхнуло!
— Посмотрим, — рассудительно сказал Гочишвили.
Бросив машину на краю леса, дальше они пошли пешком, треща сучьями. Вдалеке, за стволами, был виден пожар.
— Попадем, как куры в ощип, — сказал Воронин, поправляя сбитую веткой фуражку. — Ну как огонь с боков обойдет?
— Сыро очень, — возразил физик. — Горит плохо…
Огромный диск торчал наискось из земли, вывернув с корнями несколько деревьев. Огонь вырывался из двух решетчатых отверстий, а в нижней части диска чернело отверстие.
— Люк! — выдохнул Гореленко и ускорил шаг, но особист остановил его:
— Стоп, товарищ майор! Не спешите.
— Да я с пистолетом, — майор взмахнул своим ТТ. Гочишвили тоже вынул из кобуры «вальтер», а Дурнова, у которого оружия с собой не было, неожиданно пробрал озноб.
Они осторожно подошли ближе. Огонь несколько утих, так и не схватившись за сырую древесину, и пожара можно было не опасаться.
— Так, товарищи… — полушепотом сказал особист. — Дурнов, Гореленко со мной, Скобликов, Воронин и вы, старший лейтенант — здесь. Никого не подпускайте. Есть у меня подозрение, немцам тоже интересно, что же тут такое упало…
И подполковник, подпрыгнув, ухватился руками за край люка, находившийся метрах в двух от земли. Дурнов помог ему взобраться; Гочишвили исчез внутри, потом высунулся обратно и втащил Дурнова. Вместе они помогли влезть и летчику, после чего Дурнов осмотрелся.
Узкий круглый, а скорее даже овальный коридор со слабо фосфоресцирующими стенками, в свете которых лица Гочишвили и Гореленко напоминали мертвецов, вполне мог быть сработан и на Земле. Ничего экстраординарного Дурнов не заметил.
Коридор длился метра три и упирался во второй, закрытый люк. На люке не нашлось ни рукояток, ни каких-нибудь запоров, зато на стене рядом обнаружились три ромбических кнопки, расположенных друг над другом. Гочишвили пробормотал что-то по-грузински и нажал верхнюю.
Ничего не произошло.
— Может быть, изнутри открывается, — предположил Гореленко, но особист нажал среднюю кнопку и люк с шелестом ушел вниз. Изнутри резко запахло аммиаком и чем-то еще, непонятно-приторным.
— Ну и вонища… — прошипел летчик.
— Возможно, они этим дышат. Могло быть хуже, — сказал Дурнов и поспешил за особистом. Он не чувствовал никакой возвышенной радости, даже любопытства особого не ощущал. Может быть, немного боялся.
Коридор закончился, и все трое оказались в круглой шарообразной рубке, довольно тесной. Посередине, в перепончатом кресле, сидело существо и двумя выпученными лягушачьими глазами смотрело на Дурнова.